Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях. Борис Дубин

книгообмена, толп в больших книжных магазинах, ожидающих вывоза к прилавкам дефицитной книги? И, наконец, разве четверть века читателей в библиотеках, дома, в магазине и на работе не спрашивали, что они читают и хотят прочесть?

      Конечно, все это было. Так почему же сегодня опять задаются подобными вопросами? Не потому ли, что никто всерьез не интересовался своими партнерами? Читатель не обращал внимания на критику (за нею хоть как-то следило менее одного процента публики), а критики и издатели в подавляющем большинстве занимались взаимным обслуживанием и имитацией проблемности. Какие только дискуссии не разгорались на страницах литературных журналов: то становился проблемой «положительный герой», то планировалось «дальнейшее развитие национальных литератур», то возникала потребность уточнить «место современного отечественного романа в мировой культуре» и проч. и проч. Вот так одни критики замолчали, другие предпочли уйти в историю литературы, третьи, уверив себя и других, что «иного не дано», что это и есть реальность, а сила важнее правды, убеждали, будто выбора нет, да и не нужно его, тем самым своею волей сужая и без того незначительное пространство выбора и свободы. Общество к началу 1980-х годов все приметнее погружалось в безразличное отбывание срока жизни.

      Нынешний разлом не просто обрисовал скрытую прежде групповую структуру общества, но и обострил взаимный интерес разных групп друг к другу. Отсюда резко возросший спрос на реальную, оперативную социальную информацию, надежные сведения, которые дают не только диагноз ситуации, но и возможность использовать их в практике совместной жизни, в том числе и для понимания перспектив.

      Чем на этот вопрос может ответить социолог? В открытую печать до нынешнего дня попадала незначительная толика информации, к тому же очень отполированной: служебное положение социологии делало свое дело не хуже любой цензуры, а монополия литературной власти предрешала ответ на вопрос, кто же у нас самый-самый. Архивы свои социологи чтения не раскрывают и лишь в самое последнее время рискнули о них упомянуть.

      Но дело не только в слабой информационной базе для вынесения оценок. Проблема – в системе координат, которая позволила бы увязать собранный материал, осмыслить его. Речь идет о том, как сцеплены в нынешней – сложной, переходной и еще не полностью определившейся – читательской ситуации характер литературной власти, организация литературной жизни, состояние книжного «предложения» и структура читательских «запросов».

      Начать придется с обстоятельств вчерашних, и по одному простому резону: самые читаемые сегодня книги и авторы – книги и авторы вчерашнего, а нередко и позавчерашнего дня.

      Но тогда из чего же складывается бесспорное ощущение новизны в литературе? И кто чувствует эту новизну? В чем именно видит новое?

      Проще всего сказать, что круг авторов, привлекающих самый острый интерес читателей, за последние два-три года решительно изменился. По опросам последних месяцев,