Бодуненц forever. О'Шадри

когда его «соскоблили» с радиатора центрального отопления.

      – Не притворяйся, не притворяйся! – взбеленился Проктер. – Тут все знают, что у тебя слух полностью восстановился. После «чудо-носков».

      – У него там, наверное, за ночь опять заросло! – догадалась Аделаида Викторовна.

      – Несомненно! – согласилась фельдшер Валентина. – Хотя я только вчера вечером состригала его волосьё, но не закончила процедуру, потому что потеряла в правом ухе портновские ножницы.

      – А я после этого еще два часа чистил твои слуховые каналы на фрезерном станке! – захлебнулся от злости фрезеровщик Прокопчиков, обращаясь к Кофейне. – Сначала в обычном режиме, но когда твоя голова с туловищем стали вращаться с частотой шпинделя, и у тебя началась морская болезнь, зажал голову в тисы?

      – И что?

      – А то, что сломал в твоем ухе сверхтвердую фрезу из нитрида бора. Знаешь, сколько она стоит?! А ты так и не проставился!

      – Не тебе одному! – откликнулся из дальнего угла сварщик Кутепов. – Мне потом автогеном пришлось вырезать дремучие волосяные джунгли, чтобы извлечь из ушей ножницы и остатки злополучной фрезы для списания.

      – Перебьетесь, джентльмены! – отрезал Кофейня, ловко подцепив заветный графинчик и притянув его к себе.

      После минутного раздумья директор лицея продолжил:

      – Мистер Прохоров, сожалею, но вы будете в резерве команды, так как утратили профессиональные качества.

      Проктер беззвучно пожевал воздух губами в поисках очередной занозистой рифмы («качества-мачества-басмачества-землячества»)… и споро взялся за ручку.

      – Проктер, ты что там все время строчишь? Заяву на меня в органы или протокол заседания? Поясни! – подозрительно покосился на мастера Кольцов.

      – В данный момент мое воображение захлестнула волна производственной лирики, – выдохнул мастер Прохоров и с гордостью зачитал собравшимся свежеиспеченное творенье:

      Не ровен час, деталь в дугу запорешь!

      Стою на смене, не жалея ног.

      Нас двое в целом мире: я и кореш,

      Мой верный кореш – фрезерный станок!

      – Превосходно! – воскликнула старший методист.

      – Пиши, авось что-нибудь получится. А мы с нетерпением ждем вашу зажигательную речь, Иван Поликарпович! – повернулся к Кофейне директор.

      Мэтр сантехники, явно ожидавший своего часа, достал изнутри кепки пожелтевший замызганный листок и с чувством произнес несколько фраз, больше похожих на свадебный тост.

      Проктер, у которого прорезался поэтический дар, прослезился и зачитал следом еще один стишок-нетленку:

      – Да здравствует лицей, обитель доброты! Долой папараццей! Иль не согласен ты? – с этими словами он злобно сверкнул очами в сторону Сереги Кометова и больно ткнул того кулаком в бок.

      Серега-физик, мирно спавший после винца и пламенной речи старого препа Кофейни, пискнул:

      – Одобрям-с!

      Все аплоднули и принялись за следующий бокал.

      У