Брат мой названый. Владимир Смирнов

И что им тогда в голову взбредёт? А просто так на улице кому какое дело. Стало быть, на особое внимание публики можно не рассчитывать.

      Достаю бумажник. Около полутора тысяч плюс зарплатная карточка. Ещё вчера на текущие расходы вполне достаточно. Вот только непонятно, что с этими деньгами делать сегодня и где тот банкомат, который мне не Большой театр с Соловками да с Ярославом Мудрым выдаст, а катеньку с петенькой (размеры у них, кстати, далеко не банкоматные). Петенька, правда, в некотором роде и у меня есть, у Соловков на лицевой стороне. То бишь тоже на пятисотке. Да только тех же щей, да пожиже влей! И весьма-таки пожиже…

      Забавно, кстати, если бы мужички добрались до моего бумажника. Что это деньги – наверное, поняли бы. Вот только год на них, естественно, тысяча девятьсот девяносто седьмой. Крыша бы у них поехала – это точно.

      Эко размахнулся! Банкомат ему подавай! Крупно иметь хочешь. Хоть бы несколько рублей для начала (есть хочется!), а там видно будет.

      Да, пару дней назад Джек похвастался, что нашёл на даче пачку старых банкнот. Сказал, что много одинаковых и великодушно мне их дарит. Тоже удивил! Наверняка конец девятнадцатого – начало двадцатого, что и у всех. Более старые в своё время поистрепались и естественным образом вымерли, а эти через несколько лет после семнадцатого года разом стали никому не нужны и оказались во всех детских коллекциях. Пакет я не глядя бросил в торбу, чем его немного обидел, с намерением дома посмотреть. И забыл. Ну-ка…

      Кстати, кое-что проясняется. У мужичков двадцатый век на носу. Стало быть, действительно кончается девятнадцатый. Логично.

      Так и есть, вот они. Первое разочарование – неразрезанные керенки. Куда их, рано им ещё. Но в них что-то завёрнуто. Ура! Полный набор – от рублей до петеньки. Он, правда, единственный. Но здесь это – ого!

      Радость слегка притормозилась. Это для меня деньги старые, а тут, может, их ещё и нет. Смотрю год. Рубли девяносто восьмого. А петенька аж девятьсот двенадцатого. И всё остальное тоже двадцатого века. Какая тут радость, не проколоться бы. Эти самые петенька с катеньками будут ждать появления на свет божий более десятка лет, и ровно столько же возможности их потратить буду ждать я. И располагаю я в лучшем случае рублями. Да и то если девяносто восьмой хотя бы наступил.

      А какой, кстати, здесь год? Спрашивать у людей – сочтут за идиота иль чего хуже. Купить газету – а они есть? И на какие деньги? Остаются афишные тумбы.

      Но сначала надо бы осмотреться. Встаю. Слева, как и должна быть, Лоцманская биржа. Вправо к Стрелке вполне ухоженная набережная. Как на тех же старых открытках. Значит, за спиной торговые ряды – то ли Красные, то ли Мучные (вечно путаю, где какие). А может, и галерея их кирпичом ещё не испорчена. Проверим.

      Поворачиваюсь – испорчена, уже заложили. Вот уж не думал, что архитектурные глупости наши ещё из девятнадцатого века идут. А за Красной площадью видны другие, красного кирпича, ещё не оштукатуренные. Стало быть, эти Мучные, а те, что к собору ближе, Красные.