Апельсины из Марокко. Василий П. Аксенов

забывают нас братья из возрожденной республики, – сказал я.

      Сергей принес рюмки и разлил коньяк, потом опять ушел и вернулся с тремя бутылками нарзана. Скромно поставил их на стол.

      – Господи, нарзан! – воскликнула Катя. – Где ты только это все достаешь?

      – Не забывают добрые люди, – усмехнулся Сергей.

      – Да у него и сигареты московские и самые дефицитные книжки. Устроил же себе человек уголок цивилизации! – Стаська выпил рюмку и сосредоточенно углубился в себя. – Идет, – сказал он, – пошел по пищеводу.

      Это он о коньяке.

      – Ты смотрела «Мать Иоанну»? – спросил Катю Сергей.

      – Два раза, – сказала Катя, – вчера и позавчера.

      – А ты? – повернулся ко мне Сергей.

      – Мы вместе с Катей смотрели, – сказал я.

      – Вот как? – Он опять внимательно посмотрел на меня. – Ну и что? Как Люцина Виницка?

      – Потрясающе, – сказала Катя.

      – Прошел в желудок, – меланхолически заметил Стасик.

      – Вообще поляки работают без дураков…

      – Да, кино у них сейчас…

      – Я смотрел один фильм…

      – Там есть такой момент…

      – Всасывается, – сказал Стасик, – всасывается в стенки желудка.

      – Помнишь колокола? Беззвучно…

      – И женский плач…

      – Масса находок…

      – Неореализм трещит по швам…

      – Но итальянцы…

      – Если вспомнить «Сладкую жизнь»…

      – А в крови-то, в крови, – ахнул Стаська, – Господи, в крови-то у меня что творится!

      Так мы сидели и занимались своими обычными разговорчиками. Мы всегда собирались у Сергея. Здесь как-то все располагало к таким разговорам, но в последнее время эти сборища стали напоминать какую-то обязательную гимнастику для языка, и в этой болтовне появилась какая-то фальшь, так же как во всей обстановке, в модернистских гравюрах на стене. Все это, по-моему, уже чувствовали.

      Я смотрел на Катю. Она печально смеялась и курила. Мне бы с ней быть не здесь, а где-нибудь на метеостанции. Топить печь.

      – Может, тебе не стоит столько курить? – сказал ей Сергей.

      И только в музыке не было фальши, в металлических звуках, в резком полубабьем голосе Пола Анка. Я вскочил:

      – Катюша! Катька! Пойдем танцевать?

      Катя побежала ко мне, грохоча ботинками.

      – «Они ушли чуть свет, сегодня с ними Кэт»! – закричал я, подлаживаясь под Анка.

      – Ну как же я буду танцевать в этих чеботах? – растерянно улыбнулась Катя.

      – Одну минуточку, – сказал Сергей и полез под тахту.

      Я выкаблучивал, как безумный, и вдруг увидел, что он вытаскивает из-под тахты лучшие Катины туфельки. Он встал с туфельками в руках и посмотрел на Катю. Он держал туфельки как-то по-особенному и смотрел на Катю с каким-то новым, удивившим меня, дурацки-печальным выражением.

      Катя насмешливо улыбнулась ему и выхватила туфельки.

      Да, мы танцевали. Я показал, на что я способен.

      – Ну, даешь, бородатая бестия! – кричал Стасик