Апельсины из Марокко. Василий П. Аксенов

подняла капюшон, задернула «молнию», надела перчатки и вдруг увидела проект.

      – Что это?! – воскликнула она. – Ой, как здорово!

      – Катя, – сказал я. – Ну хорошо… Ну боже мой… Ну что же дальше?

      Но она рассмотрела проект.

      – Какой дом! – воскликнула она. – Потрясающе!

      Я ненавидел свой проект.

      – Топ-топ-топ, – засмеялась она. – Это я иду по лестнице…

      – Там будет лифт, – сказал я.

      – Это твоя работа? – спросила она.

      – Нет, это Корбюзье.

      Я закурил и сел на кровать.

      – Послушай, – сказал я. – Ну хорошо… Я не могу говорить. Иди ко мне.

      – Перестань! – резко сказала она и подошла к двери. – Ты что, с ума сошел? Не сходи с ума!

      – Для тебя у меня нет ума, – сказал я.

      – Ты идешь к Сергею? – спросила она.

      – Я иду к Сергею, – сказала она.

      – Ну? – И она вдруг опять, опять так на меня посмотрела.

      – Считаю до трех, Колька, – по-дружески засмеялась она.

      – Считай до нуля, – сказал я и встал.

      «Ну хорошо, разыграем еще один вечер, – думал я. – Еще один фарс. Поиграем в „дочки-матери“, прекрасно. Какая ты жалкая, ведь ты же знаешь, что наш пароль – „да“!»

      Мы вышли из дому. Она взяла меня под руку. Она ничего не говорила и смотрела себе под ноги. Я тоже молчал. Скрипел снег, и булькал коньяк у меня в карманах.

      На углу главной улицы мы увидели Стаську. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, и читал газету, наклеенную прямо на стену. В руках у него был его докторский чемоданчик.

      – Привет, ребята, – сказал он, заметив нас, и ткнул пальцем в газету. – Как тебе нравится Фишер? Силен, бродяга!

      – Ты с вызовов, да? – спросил я его.

      – Да, по вызовам ходил, – ответил он, глядя в сторону. – Одна скарлатина, три катара, обострение язвы…

      – Пошли к Сергею?

      – Пошли.

      Он взял Катю под руку с другой стороны, и мы пошли втроем. С минуту мы шли молча, и я чувствовал, как дрожит Катина рука. Потом Катя заговорила со Стаськой. Я слушал, как они болтают, и окончательно уже терял все нити, и меня заполняла похожая на изжогу, на сильное похмелье пустота.

      – Просто не представляю себе, что ты врач, – как сто раз раньше, посмеивалась над Стасиком Катя. – Я бы к тебе не пошла лечиться.

      – Тебе у психиатра надо лечиться, а не у меня, – как всегда, отшучивался Стаська.

      Мы вошли в дом Сергея и стали подниматься по лестнице. Стаська пошел впереди и обогнал нас на целый марш. Катя остановилась, обняла меня за шею и прижалась щекой к моей бороде.

      – Коленька, – прошептала она, – мне так тошно. Сегодня у меня был Чудаков, и я послала с ним Айрапету белье и варенье. Ты понимаешь, я…

      Я молчал. Проклятое косноязычие! Я мог бы ей сказать, что всю мою нежность к ней, всю жестокость, которую я могу себе позволить, я отдаю в ее распоряжение, что все удары я готов принять на себя, если бы это было возможно. Да, я знаю, что все будет распределено поровну, но пусть она свою долю попробует отдать мне, если может…

      – Мне