Могикане Парижа. Александр Дюма

Но мне думается…

      Сальватор протянул руку по направлению к Жану Роберу и его двум друзьям, которые стояли теперь рядом.

      – Посмотри-ка сюда, – сказал он.

      – Ну, что ж? И смотрю! – ответил Жан Бык. – Что из этого?

      – И что ты видишь?

      – Вижу трех фертиков, которым обещал дать добрую встрепку, и задам ее непременно.

      – Вот и врешь! Ты видишь трех порядочных молодых людей, которые виноваты только тем, что зашли в такой вертеп. Но из-за этого тебе еще не следовало ссориться с ними.

      – Да разве я начал ссориться с ними?

      – Уж не станешь ли ты рассказывать мне, что это они затеяли ссору и начали драться с тобой и с твоими товарищами?

      – Однако ж они и при вас собирались защищаться.

      – Оно и понятно! За них была и их ловкость, и их правда! Ты ведь воображаешь, что все дело в силе, и даже переменил свое настоящее имя Варфоломея Лелона на прозвище Жана Быка… Ну, вот теперь и уверяй, что это не так! Дай бог, чтобы этот урок остался у тебя в памяти!

      – Да говорю же вам, что они сами называли нас чудаками, разбойниками, сиволапыми…

      – А за что они вас так называли?

      – Они говорили, что мы пьяные.

      – Нет, я тебя спрашиваю, за что они вас так называли?

      – За то, что мы хотели запереть окно.

      – А почему тебе так мешало, что оно отворено?

      – Да потому что… потому что…

      – Ну, ну, почему? Говори же!..

      – Потому что я не люблю сквозняка, – с видимым усилием выговорил Жан Бык.

      – Потому что ты пьяный бываешь зол, любишь ссориться и ухватился за первый попавшийся случай; потому что ты и перед этим с кем-нибудь поссорился и хотел на ком-нибудь сорвать злость за капризы и неверности мадемуазель…

      – Молчите, господин, эта злодейка меня в могилу загонит!

      – Ага! Видишь, значит, я попал метко!

      Сальватор с минуту помолчал и нахмурился.

      – Эти господа поступили хорошо, что отперли окошко, – продолжал он, – воздух здесь отвратительный! А так как на сорок человек одного отпертого окна мало, то сейчас же ступай и отопри еще одно.

      – Я? – переспросил плотник и бессознательно крепче расставил ноги. – Чтобы я пошел отпирать второе окно, когда сам требовал, чтобы заперли первое?! Ведь я все еще Варфоломей Лелон, сын моего отца.

      – Ты, Варфоломей Лелон-пьяница и задира, который позорит имя своего отца и который сделал хорошо, что принял вместо этого имени кличку. А я говорю тебе, что в наказание за то, что ты рассердил этих господ, ты пойдешь и откроешь второе окно.

      – Пусть разразит меня гром небесный, если я тебя послушаюсь! – вскричал Бык, поднимая кулаки к потолку.

      – Хорошо! В таком случае я тебя не знаю ни под именем, ни под кличкой. Ты для меня не больше как мужик-грубиян, и я стану прогонять тебя отовсюду, где мы встретимся.

      Сальватор повелительно указал рукой на дверь.

      – Ступай отсюда, – проговорил он.

      – Не пойду! – отрезал плотник с пеной у рта.

      – Именем твоего