Таинственные рассказы. Эдгар Аллан По

что за оглушительный шум доносится сюда? Наверное, и для Антиохии это редкость! Он свидетельствует о событии необычайном!

      Да, конечно. Царь приказал устроить какое-то новое зрелище. Гладиаторские игры на ипподроме, а может быть, избиение скифских пленников, или поджог своего нового дворца, или разрушение прекрасного храма, или же сожжение десятка-другого евреев. Гомон растет. Крики и хохот разносятся далеко вокруг. Воздух дрожит от воплей духовых инструментов и от жуткого воя, вырывающегося из миллиона глоток. Спустимся же во имя всего смешного и посмотрим, что там происходит. Вот сюда… осторожнее! Теперь мы находимся на главной улице, которая называется улицей Тимарха. В нашу сторону катится людское море, и нам будет трудно преодолеть эту волну. Толпа движется по аллее Гераклидов, которая ведет прямо от дворца, а это значит, что царь почти наверное находится в самой гуще буянов. Да-да, я слышу, как глашатай оповещает о его приближении в напыщенных восточных выражениях. Мы увидим его особу, когда он поравняется с храмом Ашима. Давайте укроемся в преддверии святилища – царь уже скоро будет здесь. А тем временем посмотрите на этого идола. Кого он изображает? О, это бог Ашима собственной персоной. Как видите, он не агнец, не козлище и не сатир, не имеет он большого сходства и с аркадским Паном. И тем не менее все эти обличия приписывались… виноват – будут приписываться учеными мужами будущих веков сирийскому Ашиме. Наденьте очки и скажите мне, что он такое. Ну, и что же он такое?

      – Боже мой! Это обезьяна!

      Совершенно справедливо, и притом – павиан, что не мешает ему быть божеством. Имя его представляет собой производное от греческого Simia[12] – что за глупцы эти археологи! Но смотрите! Смотрите! Вот бежит уличный оборвыш. Куда он торопится? О чем кричит? О чем сообщает? А! Он сообщает, что царь выступает во главе торжественной процессии, что он облачен в парадные одежды, что он только что собственноручно предал смерти тысячу закованных в цепи иудейских пленников! За этот подвиг маленький оборвыш превозносит его до небес! А вон приближается целая орда ему подобных. Они сложили на латыни хвалебный гимн о доблести царя и теперь распевают его во всю глотку:

      Mille, mille, mille,

      Mille, mille, mille,

      Decollavimus, unus homo!

      Mille, mille, mille, mille, decollavimus!

      Mille, mille, mille,

      Vivat qui mille, mille occidit!

      Tantum vini habet nemo

      Quantum sanguinis effurit![13]

      В вольном переложении он звучит так:

      Тысячу, тысячу, тысячу,

      Тысячу, тысячу, тысячу

      Единый наш воин сразил!

      Тысячу, тысячу, тысячу, тысячу!

      Воспоемте ж его что есть сил!

      Воспоемте, говорю,

      Славу нашему царю,

      Кем тысяча вмиг сражена!

      Воспоемте громогласно!

      Он один рукой ужасной

      Дал нам больше крови красной,

      Чем есть в Сирии вина!

      – Вы слышите этот гром труб?

      Да! Царь приближается! Смотрите, люди исполнены смятенного трепета и благоговейно возводят глаза к небесам. Он близится,

12

Обезьяна (греч.).

13

Флавий Вописк утверждает, что приведенный здесь гимн распевала чернь после того, как Аврелиан во время войны с сарматами собственноручно убил девятьсот пятьдесят врагов.