Столыпин. Аркадий Савеличев

началось?

      – Поджог! Явный поджог.

      Его даже не удивило, что отвечает забытый было уже Микола, когда-то сослуживший медвежью услугу: правая рука ведь до сих пор плохо слушалась. Он и распоряжался всем этим пожаром.

      – Паровики и большинство сеялок-веялок мы успели вытащить, ну а уж плуги…

      – К черту плуги! Почему не заливаете?

      – А что заливать, Петр Аркадьевич?..

      В самом деле, нечего было заливать. Как будто услышав этот разговор, крыша с треском и огненным вихрем рухнула. Как всегда бывает при сильном нервном потрясении, вдруг пришло и спокойствие.

      – Паровики целы? Сеялки-веялки? Тогда какого рожна – растаскивайте все обгорелое на стороны!

      Тут были многие из хозяев поместий. Но лезли в огонь те, у которых ничего за душой не было. Да немного было таких, как Юзеф Обидовский. Он-то и правил дворянским племенем – племенем бессмысленных зевак. Тяжелые и самые ценные паровики жарились еще слишком близко от огня. Странно, Юзефа слушались, когда он вне себя кричал:

      – Давайте своих холопов! Надо откатить подальше.

      Паровики были на колесах, но ведь тяжелы. Одним дворовым людям было не поднять их на прибрежную гору, а другого пути не было. Позади огня лес сплошной. При внезапном появлении своего предводителя все словно опешили, всю надежду возложив на него.

      Даже Юзеф Обидовский перестал покрикивать на остановившихся пожарников.

      Один Вацлав Пшебышевский проявлял завидную хлопотливость. Возле него и люди были, его собственная дворня. Имение самое близкое, немного выше по Нямунасу. Дворни набежало с добрый десяток. Были даже некие гайдуки, одетые в кунтуши и летние конфедератки – нечто напоминавшее форму прежней польской армии. Все они сломя голову бежали по первому зову своего пана-командира. А он дельно и толково приказывал:

      – Пся крев! Веревки!

      Откуда-то и веревки появились. Может, с конюшни самого предводителя. Зацепили первый паровик, плечевой тягой отволокли на безопасный бугор. Второй, третий…

      Пся крев! Сеялки!

      Сеялки легче, в один миг вознеслись на бугор.

      – Веялки, будоляки!

      Тоже не тяжелы. Все в безопасности. Столыпину оставалось только сказать:

      – Благодарствую, пан Вацлав.

      Тот махнул красной от огня и от природы рукой:

      – А, какое благодарение, пан предводитель! Яко съездилось?

      – Хорошо ездилось… плохо приехалось… Как это случилось?

      – Быдло, яно и мае быть быдлом. Что мое, что ваше.

      Ну, тут была некоторая разница. Столыпин с горьким смешком ответил:

      – Не думаю! С какой стати моим на меня обижаться?

      – Холоп всегда обижается, пан предводитель. Зависть к своему хозяину!

      На это нечего было возразить. Не в лучшей доле жили мужики. Зависть могла быть, но обида?..

      Он прекратил ненужный сейчас спор и кивнул стоящему в стороне Юзефу Обидовскому:

      – Угли уже можно не гасить, догорят и так. Вели людям подсечь лес в округе, чтобы не пошло дальше.

      Юзеф