Столыпин. Аркадий Савеличев

низкие, плодородные облака. Материнские…

      – Милый Петечка, – гуляя по берегу Немана, счастливо удивлялась она, – за что мне все это привалило?..

      – Что – все, глупая?

      – Глупая, глупая! А потому и счастливая.

      – Да неуж?.. – смеялся довольный муженек.

      – Неуж, неуж!.. Не смейся, разбойник. Украл меня, выкрал!..

      – Оленька, да у кого же?.. – подхватывал на руки, чтоб она не свалилась под обрыв. – В Неман ли, в Нямунас ли, все равно здесь глубокий.

      Она останавливалась в своем счастливом причитании, но находила продолжение:

      – У Боженьки, у маменьки… да разве и меня-то саму не обокрал?

      – Здрасте! Приехали, как говорится.

      – Петенька, истинно так. Я ведь себя и не ощущаю отдельным божеским существом… какая-то частица не только твоей души, но и тела.

      – Гм… Какая же часть, смею спросить?

      – Опять смеешься, несносный! В Писании же сказано: из ребра Адамова Бог сотворил Еву. Из ребрышка твоего… махонького!..

      – У такого-то дылды?..

      Любовный спор, как уже бывало, заходил в тупик. Не оставалось ничего другого.

      – Обними меня. Я хочу почувствовать, из какого ребрышка вышла…

      Литовский Нямунас похмыкивал волной – как замаливающий молодецкие грехи дядька. Перед таким-то племянником! Поди, тот нагрешить еще не успел…

      Берег отвечал любовной, поспешной возней…

      В самом деле, когда, дядька, когда?

      Студенческие артельные походы в какой-нибудь захудалый бордель – не в счет. Там всего лишь курсовая практика. Они ж были на естественном факультете – надо естество проверить? Надо, дядька многогрешный, отстань! да и так ли много погрешил в Белой Руси этот дядька? Не от скупости белорусы грошики-хорошики считают – от своей вековечной бедности. Мосток ли в верховьях около Узды хлипкой, сыромятной уздечкой какой-нибудь перекинуть на время. У Столбцов ли холмовых на деревянных столбцах настоящий мост навести. Лодку ли разгульную где-нибудь около Любчи покачать. У Гродно ли старую, крепостную Городею повеселить… На все оглянется Неман, очень неохотно становясь полунемецким Нямунасом. Когда-то шастали по его берегам чуждые рыцари, наследили. Кое-где и замки оставили, особенно около Ковно. Не всегда же на конях-тяжеловозах под броней тащились; бывало, и побыстрее, на ладьях. С остановками на одиночных хуторах. Как тут темный рыцарский волос не перемешать с местным ленком? Нейдгардты-то белобрысые – откуда явились?

      Только что назначенный предводитель дворянства не имел права делить своих подопечных на тех и этих. Да и как их разделишь! Мешая мирным утехам предводителя, табанят веслами к берегу. А в ладье лях Юзеф Обидовский, литвин Ленар Капсукас да бывший штабс-капитан Матвей Воронцов. Все, по их словам, служили у генерала Столыпина, хоть, может, и в глаза его раньше не видывали; все любят его сына, хоть ты в подвале собственном запирайся!

      – Э-э, нет, Петр Аркадьевич, мы не можем