Потоп. Генрик Сенкевич

озарял своею красотой. Жупан серебряной парчи, затканной звездами, от которых блеск шел на всю фигуру, был застегнут у шеи крупным сапфиром. На жупан накинул Кмициц кунтуш голубого бархата и повязал его белым драгоценным поясом, который был так тонок, что его можно было продернуть сквозь перстень. Сабля, отливавшая серебром, вся усеянная сапфирами, висела сбоку на шелковой перевязи, а за пояс заткнул рыцарь и знак отличия, ротмистровский свой буздыган. Удивительно, как красил его этот наряд, и трудно было, пожалуй, сыскать рыцаря краше во всей огромной толпе их, собравшейся в Кейданах.

      Вздохнул пан Михал, глядя на него, а когда Кмициц исчез за дверью арсенала, сказал Заглобе:

      – Попробуй-ка при нем сунься к девушке!

      – Отними мне только тридцать лет! – ответил Заглоба.

      Когда Кмициц вошел к князю, тот тоже был одет, и придворный, убиравший его с двумя арапами, уже успел выйти из покоя. Они остались одни.

      – Дай Бог тебе здоровья за то, что ты поторопился! – молвил Радзивилл.

      – Готов к услугам, ясновельможный князь.

      – А хоругвь?

      – Как было приказано.

      – Народ надежный?

      – В огонь пойдут, в пекло!

      – Это хорошо! Мне такие люди нужны… И такие, как ты вот, готовые на все… Еще раз повторяю, ни на кого я так не надеюсь, как на тебя.

      – Ясновельможный князь, где уж мне при моих-то заслугах со старыми солдатами равняться, но коли надо двинуться на врагов отчизны, я не отстану.

      – Я не умаляю заслуг старых солдат, – сказал князь, – хотя могут прийти такие pericula[41], такие черные дни, что поколеблются и самые верные.

      – Пусть погибнет напрасною смертью тот, кто в опасности отступится от тебя, ясновельможный князь.

      Радзивилл бросил на Кмицица быстрый взгляд.

      – А ты… не отступишься?

      Молодой рыцарь вспыхнул.

      – Ясновельможный князь!

      – Что ты хочешь сказать?

      – Я покаялся тебе, ясновельможный князь, во всех моих грехах, и такое их множество, что только отцовской твоей доброте я обязан прощением. Но во всех этих грехах нет одного: неблагодарности.

      – И вероломства!.. Ты покаялся мне во всех своих грехах, а я не только простил тебя, как отец, но и полюбил тебя, как сына, которого Бог не дал мне и без которого мне порою тяжко жить на свете. Будь же мне другом!

      С этими словами князь протянул руку, а молодой рыцарь схватил ее и, не колеблясь, прижал к губам.

      Они долго молчали; внезапно князь вперил в Кмицица взгляд.

      – Панна Биллевич здесь! – промолвил он.

      Кмициц побледнел и пробормотал что-то невнятное.

      – Я нарочно послал за нею, чтобы кончился раздор между вами. Ты увидишь ее сейчас, траур после смерти деда у нее уже кончился. Голова у меня пухнет от работы, но я все-таки сегодня поговорил с мечником россиенским.

      Кмициц схватился за голову.

      – Чем отплачу я тебе, ясновельможный князь, чем отплачу?..

      – Я ясно дал понять пану мечнику, что моя это воля, чтобы вы поскорей поженились, и он не станет противиться.

41

испытания, опасности (лат.).