Потоп. Генрик Сенкевич

молокосос и жалоб на него, сдается, пропасть подано в суд; да ты об этом лучше меня знаешь.

      – Знаю, знаю, – сказал Володыёвский. – А давно тут Кмициц?

      – Нынче его нет, он вчера уехал в Чейкишки за пехотным полком, который стоит там. В такой милости Кмициц теперь у князя, как никто другой. Когда он уезжал, князь проводил его глазами, а потом и говорит: «Этот молодец для меня на все готов, черту хвост прищемит, коли я велю!» Мы сами это слыхали. Правда, хоругвь привел Кмициц князю, что другой такой нет во всем войске. Не люди и кони – огненные змеи.

      – Что говорить, солдат он храбрый и в самом деле на все готов! – сказал пан Михал.

      – В последней войне он, сдается, такие показывал чудеса, что за его голову цену назначили, – был предводителем у охотников и воевал на свой страх.

      Дальнейший разговор прервало появление нового лица. Это был шляхтич лет сорока; маленький, сухонький, подвижной, он так и извивался ужом; личико у него было с кулачок, губы тонкие, усы жидкие, глаза с косинкой. Он был в одном тиковом жупане с такими длинными рукавами, что они совершенно закрывали ему кисти рук. Войдя, он согнулся вдвое, затем выпрямился вдруг, точно подброшенный пружиной, затем снова согнулся в низком поклоне, завертел головой так, точно силился извлечь ее у себя из под мышки, и заговорил скороговоркой, голосом, напоминавшим скрип заржавленного флюгера:

      – Здорово, пан Харламп, здорово! Ах, здорово, пан полковник, твой покорнейший слуга!

      – Здорово, пан Гарасимович, – ответил Харламп. – Чего тебе надо?

      – Бог гостей дал, знаменитых гостей! Я пришел предложить свои услуги и спросить, как звать приезжих.

      – Пан Гарасимович, да разве они к тебе приехали в гости?

      – Ясное дело, не ко мне, я и недостоин такой чести… Но дворецкого нет, я его замещаю, потому и пришел с поклоном, низким поклоном!

      – Далеко тебе до дворецкого, – отрезал Харламп. – Дворецкий – персона, большой пан, а ты, с позволения сказать, заблудовский подстароста.

      – Слуга слуг Радзивилла! Да, пан Харламп. Я не отпираюсь, упаси Бог! Но про гостей князь узнал, он-то и прислал меня спросить, кто такие, так что ты, пан Харламп, ответишь мне, сейчас же ответишь, даже если бы я был не подстароста заблудовский, а простой гайдук.

      – Я б и мартышке ответил, приди она ко мне с приказом, – отрубил Носач. – Слушай же, пан, да запиши фамилии, коли ум у тебя короток и запомнить ты их не можешь. Это пан Скшетуский, герой Збаража, а это его двоюродный брат, Станислав.

      – Всемогущий Боже, что я слышу! – воскликнул Гарасимович.

      – Это пан Заглоба.

      – Всемогущий Боже, что я слышу!

      – Коли ты, пан, так смутился, когда услышал мою фамилию, – сказал Заглоба, – представь же себе, как должны смутиться враги на поле боя.

      – А это пан полковник Володыёвский, – закончил Харламп.

      – Славная сабля и это, к тому же радзивилловская, – поклонился Гарасимович. – У князя голова пухнет от работы; но для таких рыцарей он найдет время, непременно