Чистовик. Сергей Лукьяненко

рывком. На голову ни в чем не повинного машиниста сейчас наверняка сыпались проклятия от проснувшихся пассажиров.

      – Я выпрыгнул в окно, – сообщил я Саше. – Видел?

      Несколько секунд Саша молчал, привалившись к стене, почесывал подтянутый не по профессии животик. Кто меня преследует, он не знал, и это здорово мешало принятию решения. Я был как бы «свой», но и от «своих» надо уметь вовремя отказаться…

      Понять, какие мысли кружатся в его голове, было несложно. За то, чтобы помочь, и за то, чтобы выдать, – примерно одинаково доводов…

      Саша отвернулся от меня, высунулся в открытое окно. И завопил в ночь:

      – Стой, сука! Стой!

      Дальше тянуть было нельзя.

      Я метнулся обратно в купе. Глянул в узкую щель между занавесками – вроде как никто не смотрит… Встал на койку.

      Мягкое купе в современном украинском исполнении немногим отличается от обычного. Сняты верхние полки и проведен кое-какой косметический ремонт. Багажная полка над дверью в купе осталась в неприкосновенности.

      Туда я и забрался, подтянувшись со сноровкой человека, чьи пятки обжигает дыхание хищника.

      В общем-то шансов у меня было немного. Самое худшее, что только может придумать беглец, – это спрятаться. Единственное спасение беглеца – бег, прятки – не более чем детская забава.

      Но даже в бегстве есть место маневру…

      – Я тебя из-под земли достану! – очень натурально орал в коридоре Саша. – Ворюга!

      Наконец-то хлопнула дверь вагона, и в коридоре загрохотали чьи-то ноги. Было в этом топоте что-то единообразное, одинаковое, как у марширующих солдат или волочащихся по конвейеру школьников в пинкфлойдовской «Стене». Форма – она объединяет, даже если от нее остались лишь ботинки…

      Я вдруг вспомнил рассказанную кем-то историю, как в дни московской Олимпиады милиционеров в массовом порядке переодели в штатское и отправили на патрулирование. Для чего закупили в дружественной нам Восточной Германии, которая тогда называлась ГДР, большое количество приличных костюмов, рубашек и галстуков… совершенно одинаковых. Наверное, чтобы никому не было обидно. А может быть, в голове у интендантов просто не укладывалось, что гражданская одежда имеет несколько фасонов? И по улицам Москвы пошли парочками коротко стриженные молодые люди в одинаковых костюмах. Поскольку из столицы еще и постарались вывезти на отдых всех детей – чтобы не клянчили у иностранцев сувениры, – то общее впечатление у зарубежных гостей сложилось чудовищное: забитый переодетыми агентами, мрачный, не приспособленный для человеческой жизни город.

      – Что случилось, гражданин? – донеслось из коридора.

      И у меня похолодело в груди.

      Сказано это было по-русски. Вполне чисто и правильно. Вот только неуловимая нотка, легчайший акцент – он был чужим.

      За мной охотились не наши функционалы и не наши спецслужбы. Поезд прочесывали уроженцы Аркана.

      Оставалось надеяться, что Саша этого не заметит.

      – Попутчик! Попутчик мой, козел! – с несколько чрезмерной