Генералиссимус Суворов. Леонтий Раковский

стряпаю. Казак еще есть, – ответил Степка, зажигая свечу.

      – Казак? Это ж не барский человек. То ли дело у моего: денщиков – двое, вестовых – двое, опять же повар да цирюльник… Вот! – хвастался бригадирский денщик.

      Он в один миг окинул взглядом скудную подполковничью палатку.

      Никакой кровати не было. На земле лежала охапка сена, прикрытая простыней. В изголовье – подушка. Ни ковра, ничего. Стол, свеча в деревянном подсвечнике. На столе одни книги.

      – Твой барин ведь майор?

      – Ну вот еще, – обиделся Степка. – Александра Васильич – подполковник, а не майор!

      – Тогда и того плоше! – не унимался денщик. – Подполковник, говоришь, а погляди, на чем спит! – Бригадирский денщик указал на постель подполковника. – Да у нас у сержанта, у пьянчужки Сашки Коробова, и то лучше! Ни пуховика, ни перины! Какой же это барин, штаб-офицер? Да кто его отец?

      – Наш старый барин, Василий Иванович Суворов, слыхал, может, – главный в армии по хлебной части. Вот кто! – обиженным тоном сказал Степка, встряхивая простыню и взрыхляя слежавшееся сено. – Да у нас, кабы мы только пожелали, пуховиков этих – тьфу!.. Отседа до самого Франкфурту ими устлали б! У нас, брат, деревни в Московской, Володимирской губерниях. Да еще дом в Москве у Никитских ворот. Наш батюшка барин – генерал-майор, а он…

      – Почему ж тогда молодой барин так спит? В карты продулся, что ли?

      – Какое там! – отмахнулся Степка. – Вовсе не любит этого занятия.

      – Так почему ж?

      – А вот поди у него и спроси почему. Он и дома у нас никак иначе не спал как на полу и на сене.

      – То-то мне ферморский Яшка шептал: к нам, говорит, прислали нового штаб-офицера. Маленький, худенький, говорит. Одна кожа да кости. Бедный, должно быть, аль пьяница. Халата, говорит, и того не имеет. У всех штаб-офицеров по две повозки с добром. Любомирский даже в три не вмещается, а этот, Суворов, ровно прапорщик последний: на одной повозке везти нечего. Чудно.

      – Ну и врет твой Яшка! – обозлился суворовский денщик. – Александра Васильич пьет вовсе мало. Одно верно: вещей возить не любит.

      – Человек он молодой, а ни тебе зеркала, ни чего другого. Только книги, – не переставал подзуживать бригадирский денщик.

      – Погоди, кажись, кто-то подъехал, – перебил его Степка и выбежал вон. За ним из палатки шмыгнул и его гость.

      В ночных сумерках бригадирский денщик увидал небольшого человека, который быстро шел к палатке. Камзол его был расстегнут, шляпу он держал в руке.

      – Степка, воды! – крикнул он на ходу.

      Бригадирский денщик шмыгнул за палатку, – хотелось послушать, что ж будет дальше.

      В подполковничьей палатке упал, глухо звякнув шпорой, один сапог, потом другой. Еще мгновение – и тот же быстрый голос уже не в палатке, а где-то тут, в двух шагах, сказал:

      – Лей! Только не на плечи, а на голову!

      Послышался плеск воды.

      – Хор-рошо, помилуй Бог, как хорошо!

      – У меня еще одно припасено, – сказал Степка.

      – Молодчина! Валяй!

      Снова шум воды, довольное