Генералиссимус Суворов. Леонтий Раковский

ваше сиятельство!

      Суворов кинулся к казаку, который держал его коня. Конь, спасаясь от надоедливых оводов, без устали мотал головой.

      У батареи Бороздина Суворов на всем скаку осадил своего донца. Высокий сухощавый бригадир Бороздин с группой офицеров наблюдал за атакой Мельничной горы, которая обстреливалась пруссаками уже с трех сторон.

      – Его сиятельство приказал зажечь Кунерсдорф, – сказал Суворов и отъехал в сторону от батареи.

      Суворову хотелось посмотреть, как зажгут Кунерсдорф. Артиллеристы давно стояли по обеим сторонам гаубиц, каждый на своем месте: кто у ганшпига[24], кто с прибойником, кто у фитиля. Между орудиями и зарядными ящиками томились в ожидании подносчики снарядов с кожаными сумками через плечо.

      – Брандкугелями по деревне! – зычно крикнул Бороздин.

      Офицеры, окружавшие его, заторопились к своим орудиям…

      Послышалась команда:

      – Во фрунт!

      Солдаты, стоявшие по обе стороны гаубиц, повернулись по команде лицом к орудиям.

      – Бери принадлежность!

      – Картуз!

      Один миг – и картуз с порохом исчез в дуле. Прибойник прибил его до отказа.

      Офицеры, наклонившись над единорогами, проверяли, правильно ли они наведены.

      – Пали!

      Все солдаты отступили на шаг от орудий.

      Раздался оглушительный грохот. Волна воздуха качнулась назад. В лицо ударило гарью. Донец Суворова заиграл на месте, вскинув голову и нетерпеливо переступая ногами.

      Дым понемногу рассеивался.

      Суворов глянул вниз, в долину. Кунерсдорф горел в нескольких местах. Крытые соломой добротные избы сразу занялись огнем. При ослепительно ярком свете полуденного солнца это резвое, буйное пламя потеряло свой зловеще багровый цвет, каким привыкли видеть его ночью. Сейчас пламя было какое-то странно желтое, бледное. В клубах густого черного дыма оно едва было видно на солнце.

      Из деревни к лесу бежали несколько человек.

      Большинство жителей Кунерсдорфа еще с вечера убрались со скотом и пожитками во Франкфурт.

      Суворов повернул донца назад. Отъезжая, он еще раз услышал знакомое:

      – Картуз!

      И еще раз все потонуло в грохоте.

      – Здорово садят! – восхищались пехотинцы второй линии, мимо которых ехал Суворов.

      – Горит-то как, ровно от молоньи!

      – Глянь, Митрий, вон, у березы, та изба занялась, где нас с тобой старуха ни за что изругала, помнишь?

      Суворов спешил на Еврейскую гору. Ему хотелось скорее вернуться к Салтыкову: может быть, главнокомандующий пошлет его с каким-либо поручением туда, в самую гущу боя.

      В овраге между Большим Шпицем и Еврейской горой Суворов встретил австрийских гренадер – Лаудонов и Бранденбургский полки – и гусар Коловрата и Витенберга. Они направлялись на Большой Шпиц в подкрепление Румянцеву.

      В самом же овраге расположились русские – Киевский, Казанский, Новотроицкий кирасирские полки и Чугуевский казачий.

      – А где же остальная конница? – спросил Суворов

24

Г а н ш п и г – деревянный рычаг для поворачивания хобота пушки.