Не случайный роман. Светлана Серебрякова

но без особого энтузиазма, с его доводами, коснулась теплой, немного шероховатой кожи, своими пальчиками.

      Это не был тот электрический импульс, о котором так часто пишут в романах, который должен был пробежать по их телам при сплетении рук. Это было… правильно, надежно и необходимо. Так, как и должно было быть. Тонкие, холодные, чуть дрожавшие пальчики в сильной руке.

      – Так, – Варя прокашлялась, стараясь отвлечься и не думать об этом, – так вы решили, в какой зал мы пойдём? Или будем бродить по всем?

      – Честно говоря, не знаю, – они медленно продвигались ко входу в толпе других посетителей. – Я никогда не был тут раньше.

      Серые глаза с нескрываемым удивлением изучали его:

      – Как так? Вы москвич?

      – Нет, – Березин усмехнулся. – Я родился и вырос во Владимире. В Москву приехал учиться, ну и остался тут.

      – Тогда, тем более. Все студенты…

      – Тогда время было другое, Варюша. Мы учились и работали, мечтая разбогатеть и строя планы, как это сделать. Ну, а потом, – он протянул контролёру билеты, – мы создали свою компанию. Да и, честно говоря, в искусстве я не силён. В живописи особенно. Так что…

      Они стояли в фойе, стараясь не мешать туристам и гостям выставки, что сновали около сувенирных киосков. Он, открыто признавший своё невежество в этом вопросе, и она, не верящая, что такое вообще возможно. Нет, Александр Сергеевич не слетел со своего пьедестала, а кажется, наоборот, стал немного ближе и приземлённее.

      – Тогда, мы просто будем гулять. И вот увидите, что-то, но непременно вас тронет. Заденет и не оставит равнодушным.

      – Ну а тебя? К чему неравнодушна ты? К Васнецовской Алёнушке?

      Варя несколько секунд пристально смотрела на него, а потом ответила:

      – К Айвазовскому.

      – Может тогда с него и начнём?

      – Нет, – она покачала головой, – вы должны найти свою картину.

      И он нашёл. И впервые в жизни пожалел, что не умеет рисовать. Достал из кармана свой смартфон и незаметно для неё самой, снимал Варю с разных ракурсов. Она так трогательно смотрелась напротив большого полотна. Стояла, обхватив себя руками и задумчиво глядя на творение великого художника.

      И Березин не выдержал, убрав телефон, осторожно подошел и встал за её спиной, стараясь не давать воли рукам. Не обнять её, не прижать к себе. Но Варя, словно почувствовав его присутствие, сделала маленький шаг назад. Её макушка оказалась у него под подбородком, а его рука легла поперёк тонкой девичьей талии. Всё это произошло так быстро. Но выглядело так естественно, что оба замерли на какой-то миг. Но никто из них не предпринял попытки что-то изменить.

      Несколько секунд проникновенной тишины нарушил его вопрос:

      – Почему море? Бушующее, неспокойное. Почему не, скажем, Левитан? Шишкин?

      Варя усмехнулась:

      – Вы сами сказали: потому что неспокойное и бушующее. Такое разное. У Левитана молчаливая красота, понимаете? В большинстве своём и у Шишкина. А тут… тут жизни, судьбы, истории. Вот что стало с ними? – она кивнула на «Девятый вал», –