Эффект матрёшки. Вера Вьюга

прилично… – заметила Ада, минуя камин и взбираясь по изношенным ступеням, все еще хранящим на зашарканных уступах вензельные метки прежних хозяев.

      Марш лестницы освещало огромное окно. На мраморном подоконнике сидел мордатый одноглазый кот. Заметив парочку, кот спрыгнул на пол, задрал облезлый ершик хвоста, шерстяная тельняшка на спине его встала дыбом, он изогнулся дугой, сказал «шшш» и пометил стену. Поднимаясь, Ада несколько раз оглянулась – кот смотрел вслед, не мигая. Единственный глаз его горел зеленым огнем. Хвост метался из стороны в сторону, казалось, кот ее ненавидит, как революционный матрос анархистов.

      Старинная дубовая дверь внушала уважение. Натан вдавил кнопку. Сухой колючий звук похожий на металлический треск старого велосипедного звонка рассыпался по ту сторону и где-то в глубине Аде послышался протяжный и жалобный скрип. Когда дверь открылась, на пороге возникла маленькая старушонка в пурпурном шелковом кимоно, чрезвычайно прямая, с гордо вскинутой головой, наподобие одуванчика покрытой седым пухом. Она рассматривала Аду через лорнетку, словно, пытаясь найти изъян и тут же забраковать. Аде сделалось не по себе от пристального взгляда старухи.

      – Артемида! – громко и четко обозначил Натан свою спутницу. – Познакомься, – обратился он к Аде, мнущейся на пороге. – Это моя бабушка Розалия Эммануиловна.

      – Очень приятное имя, – почему-то соврала Ада. – Вернее неприятное, то есть красивое…

      Она совсем запуталась и растерялась, а старушонка продолжала разглядывать ее в свою бутафорскую штуковину. Затем, ничего не говоря, развернулась и, волоча за собой шлейф из валерьянки, поплыла по коридору, мелко перебирая негнущимися карандашными ножками.

      «Ведьма», – решила Ада.

      – Забавная бабуся у тебя. Может мы не вовремя? – добавила она вслух, улыбаясь, пропустившему ее вперед Натану.

      – Все в порядке, просто бабуля принимает успокоительное, и сама понимаешь, тормозит чуть.

      Демонстративно не замечая пыльного войлока музейных тапок, рядком выставленных в прихожей для гостей, Ада процокала по наборному паркету позапрошлого века вслед за переобутым внуком неприветливой бабули.

      В просторной «зале», не уступающей площадью однушке в каком-нибудь заспанном районе, стояла мебель из дворца. На стенах в золоченых багетах висели картины неописуемой красоты, достойные стен музейных сокровищниц. Конечно, Артемида не была экспертом, но рамы впечатляли.

      Присев на край антикварного дивана, Ада чувствовала себя неуютно, нервничала. В таком состоянии с ней нередко случались приступы парафазии. Диалога снова не получалось. Опасаясь произнести нечто дикое, она телячьими глазами смотрела на Натана и улыбалась, как провинциальная дурочка.

      Натан не выдержал. Вышел. Вернулся он, держа в руках запотевшие пакетики.

      – Хочешь мороженого?

      Ада кивнула.

      – Ты какое будешь? Эскимо или сахарную трубочку?

      – Трахарную