С миссией в ад. Лев Аскеров

как невпопад спросил кардинал.

      Тополино сообразил: вопрос к нему.

      – Да, Ваше высокопреосвященство! – доложил нотарий.

      – Вазари подписал?

      Нотарий кивнул и, сделав несколько шагов вперед, положил перед ним лист с текстом приговора. Посмотрев на росчерк, Беллармино загадочно ухмыльнулся и не без потаенного умысла произнес:

      – По поручению Его Святейшества я его утверждаю…

      Его высокопреосвященство потянулся за пером. Затем размашисто, сверху, наискосок, уверенно написал:

      „Утверждаю! Его высокопреосвященство, кардинал Роберто Беллармино.“

      И в этот момент звонарь церкви Санта Мария-Сопра-Минерва шесть раз бухнул по колоколу.

      – Шесть часов вечера, 16 февраля 1600 года от Рождества Христова, – сказал кардинал и то же самое дописал под своей подписью.

      Отложив роковой вердикт в сторону, Беллармино стал собирать в стопку, разбросанные по столу страницы рукописи обреченного еретика.

      – Помочь, Ваше Высокопреосвященство? – вызвался нотарий.

      – Нет! – коротко бросил кардинал.

      А ему, Доменико, так хотелось взять их в руки. И хотя бы мельком посмотреть в них. Нет, теперь он их никогда не увидит. И те слова Ноланца – „У тебя, парень, будут мои бумаги“ – ему, скорее всего, померещились. Он, наверное бы, так и считал не будь весьма красноречивых в своем молчании намеков обвиняемого. Даже сегодня, в последний день суда, Ноланец, дважды посмотрев на Тополино, переводил глаза на свои записи. Он явно показывал на них. А они лежали под ладонью кардинала… Теперь эти бумаги Беллармино – перед носом нотария – опять обвязывает лентой. Причем туго, изо всех сил. Как будто стягивает узлом горло врага.

      – Паскуале! – зовет он. – Подойди!.. Возьми это… В них, в этих бумагах, жуткая ересь. Завтра ты лично бросишь их к безбожнику в костер…

      – Есть, Ваше Высокопреосвященство!

      Строго буравя канцелярщика, кардинал добавил:

      – Я тебе доверяю, Паскуале. Ты преданный и честный христианин. Я это ценю… Поэтому требую, чтобы ни один листик отсюда не пропал. Ни одна живая душа к ним не должна прикоснуться.

      – Есть Ваше Высокопреосвященство! – выпучив глаза, прохрипел растроганный канцелярщик.

      – Последним их читателем должен стать огонь… На, возьми!

      Паскуале перекрестился…

      Теперь попробуй забери их у горбуна? Умрет – не отдаст. Нет, завладеть ими сегодня не удастся. А завтра будет поздно… И все-таки одна, но слабая надежда оставалась. Во время казни. Прямо из огня. Без помощника тут, однако, не обойтись. И такой помощник есть. Лишь бы он согласился.

      „Если, – думал Тополино, – мне ничего не показалось и в „сучьей комнате“ я слышал то, что слышал – значит Джузеппе откликнется. Надо говорить с ним“.

      Тополино оббегал всю тюрьму. Облазил всё здание суда. Все было напрасно. Дознавателя он так и не нашел. Джузеппе провалился словно сквозь землю. Правда, один из стражников, охранявших осужденных на смерть, сказал, что Джузеппе, сопроводив Ноланца в камеру,