Пуля с Кавказа. Николай Свечин

я завтра же решу этот вопрос с начальником области.

      – Да, Андрей Анатольевич, распорядитесь, пожалуйста. Вы правы насчёт этой дыры. Вот что такое не знать местных особенностей… Так уж и быть, одну ночь переночуем тут, а завтра – в казарму. Ну, вот и наша дверь. Прощайте до завтра. Как переедем – сразу совещание.

      Вдруг за их спинами послышалось покашливание. Лыков обернулся. Хозяин гостиницы, одноглазый даргинец, вежливо поклонился ему:

      – Ызвыны, дарагой, тэба просют выйты ва двор. И вынесты, што прывёз.

      – Скажи, сейчас спущусь, – кивнул Алексей. Шагнул в комнату, вынул из чемодана банку с сердцем Кунта-Хаджи и пошёл с ней на улицу. Заинтригованные офицеры спускались следом.

      Посреди обширного двора стоял высокий старик с выразительным жёстким лицом, весь обвешанный дорогим оружием. На голове у него была странная войлочная шапочка с нашитой розой зелёного цвета, с тремя рядами лепестков. За спиной старика, подобно изваяниям, вытянулись четыре рослых джигита угрожающей наружности, тоже в шапочках с розами; пятый держал коней в поводу.

      Лыков подошёл к старику, держа банку в вытянутых руках.

      – Здравствуйте.

      Старец молча кивнул, не спуская глаз с сосуда.

      Алексей размотал кошму, потом, неожиданно сам для себя, поднял банку на уровень лица и почтительно прикоснулся к ней лбом. Среди горцев послышался сдержанный одобрительный говор. Коллежский асессор протянул свою ношу старику. То, что произошло далее, удивило его. Аксакал пал на колени, благочестиво повторил жест Лыкова и передал банку с реликвией за спину. Все четыре джигита по очереди сделали то же самое; последним прильнул головой к банке коновод. Всё это происходило в полной тишине. Лыков оглянулся: Рустамбеков стоял на коленях посреди лужи и беззвучно молился. Офицеры молча наблюдали происходящее: Таубе с любопытством, а Ильин с недоумением и настороженностью.

      Наконец банку со всеми предосторожностями поместили в сакву[19]. Старику подвели необыкновенно красивого гнедого кабардинца. Тот ловко, словно юноша, вскочил в седло, спросил:

      – Ты Лыков?

      – Да.

      Несколько секунд всадник молча смотрел на Алексея, словно пытаясь его запомнить, потом сказал:

      – Аллах да вознаградит тебя за благой поступок.

      Коллежский асессор почтительно склонил голову. Старик гикнул, и в одну секунду весь отряд вылетел со двора на улицу и помчался в сторону гор.

      Хозяин гостиницы вскочил, отряхнул колени и юркнул обратно в дом.

      – Что это было? – ошарашено спросил Ильин. – Что у вас общего с Сухраб-беком?

      – Я передал ему сердце Кунта-Хаджи, которое хранилось в Петербурге.

      – Сердце шейха Кунты? Вы вручили его нынешнему вождю братства Кадири. Зачем, по чьему указанию?

      – По указанию начальства, – лаконично ответил Лыков.

      Капитан ещё постоял, озадаченно глядя на собеседника, потом вдруг ухмыльнулся и сказал одобрительно:

      – Очень умно.

      – В каком смысле?

      – В

19

Саква – вьючная сумка.