Акамие. Любимая игрушка судьбы. Аше Гарридо

в траву, и вздохнул, и умер от счастья.

      Учитель Дадуни замолчал. Ни звука, ни шороха не раздавалось в зале. Эртхиа сидел неподвижно, глаза сияли тихим восторгом, рот приоткрылся, и зубы влажно блестели между темных губ. Застыла под покрывалом безмолвная фигура в углу. И сам Дадуни, раскачивавшийся на подушках во время рассказа, застыл, любуясь плодами своих трудов.

      – Это уже не история, а легенда! Я не так мал, чтобы слушать сказки! – Эртхиа первым стряхнул оцепенение.

      – Легенды вырастают из были, – назидательно проговорил Дадуни, но махнул рукой и обратился к Акамие. – Если ты прочел свиток, который я дал тебе вчера, расскажи нам о царствовании Калтраниэ.

      Акамие встрепенулся. Гибкий высокий голос его, приглушенный плотной тканью покрывала, зазвучал осторожно.

      – Калтраниэ, младший сын царя Эртхадина, правил Хайром после смерти отца. Он правил тридцать лет и прославился многочисленными подвигами на поле боя, мудростью и справедливостью своей… – начал было Акамие, но тут занавес на двери отлетел, отброшенный сильной рукой, и в зал стремительно вошел старший царевич, наследник Лакхаараа.

      – Эй, Эртхиа, я тебя спасу! Охота тебе полезней, чем заплесневелые свитки! – молодой, но уже густеющий голос заглушил слова Акамие.

      Эртхиа резво вскочил на ноги. Учитель Дадуни кряхтя поднялся приветствовать наследника. Акамие тоже рванулся с подушек, чтобы склониться перед царевичем, но, вставая, наступил на покрывало. Оно рухнуло к его ногам, а он остался стоять, оцепенев от ужаса.

      Учитель Дадуни, услышав шум падающего покрывала и увидев его на полу, пал на колени, оттопырив костлявый зад, прижал лицо к полу, чтобы царевичи видели: он не поднял глаз на запретное, не узрел красоты, предназначенной лишь одному мужчине во вселенной.

      Но царевичи не заметили смиренной предусмотрительности старого учителя. Оба они, онемев от восхищения, впились глазами в побледневшее лицо Акамие.

      В душе Эртхиа восторг перед открывшейся ему красотой мешался с удовлетворенным любопытством и страхом за последствия этого несчастного случая, грозившего мучительной смертью Акамие и страшными карами всем видевшим его.

      Лакхаараа же забыл и о суровом наказании, и об опасности, нависшей над испуганным мальчиком, застывшим перед ним на подгибающихся ногах. Он чувствовал только не испытанный до сих пор восторг, и небывалый жар в теле, и головокружительную легкость, как будто, шевельнувшись, мог взлететь под расписной потолок. И странно в этой легкости, тяжело и сильно билось сердце, и Лакхаараа понял, что никогда не забудет бледного лица отцовского наложника и не успокоится никогда, потому что светловолосый сын пленной северной королевны принадлежит не ему.

      Стражник за занавесом переступил с ноги на ногу, задев секирой о стену.

      Акамие упал на колени.

      Братья переглянулись: Лакхаараа понял, что Эртхиа согласен с ним. Рванув из ножен кинжал, он