Скиталец. Гений. Константин Калбазов

Именно под этим именем он значится в списках команды угольщика «Морж». Григорий остался в прошлом. Теперь у него новая жизнь. Начавшаяся не самым лучшим образом. Ну а чего он хотел-то? Читать нужно, что подписываешь, а не лениться. С другой стороны, на что еще мог рассчитывать сопляк, не имеющий специальности? Разве только в юнги, которые, по сути, и учатся морскому делу на практике. Но и тут не судьба, ибо не хватает Разумности. Словом, куда ни кинь, всюду клин.

      Подошел к висящему на цепи чайнику, опустил прикрывающий лицо платок, ну чисто ковбой, и потянул через носик успевшую согреться воду. Прополоскал рот, сплюнув грязь на стальной пол. Потом еще раз. Вроде почище. Сделал несколько больших глотков. После чего снял платок и прополоскал его от всепроникающей угольной пыли. Вновь повязал на лицо, пошел за высохшей тесьмой. Сменил и взялся за кочергу длиной в два его роста. Пошурудил в топке и вернул ее на место.

      – Всё, черти! Шабаш! Хватит поджаривать грешников, дайте нам повеселиться! – задорно прокричал Прохор, вечный балагур команды кочегаров.

      По трапу цепочкой спускалась вторая бригада. И, в отличие от шедшего первым, парни особого энтузиазма не выказывали. Да оно в общем-то и понятно. Каторжный труд. Иначе не сказать. Ничего удивительного, что текучка среди этой части команды была традиционно самой высокой. С другой стороны, замена находилась всегда. Лишних вопросов кочегарам обычно не задавали. А потому кого в их среде только не было.

      – Все люди как люди, один ты вечно радуешься каждой вахте, – покачал головой Иваныч, старший кочегар первой бригады, осматривая состояние топок.

      Удовлетворенно кивнул и указал жестом старшему второй бригады, мол, принимай работу. Немногословный Харитоныч без обиняков заглянул во все три. Потом осмотрел выставленный у стойки инвентарь. Все в целости. После чего все так же молча подал своим знак, чтобы приступали к делу.

      – Я, Иваныч, тому радуюсь, – когда ритуал приема передачи был закончен, продолжил Прохор, – что не на каторге корячусь, а на нашем разлюбезном «Морже».

      – А разница? Что там уголек или руду колоть да кидать, что тут корячиться. Да еще и у жаркой топки.

      – Разница есть, Иваныч, – поплевав на руки и надевая рукавицы, ответил парень. – Тут я после вахты отмылся и человеческих харчей навернул. Да еще какая-никакая деньга на карман упала. А как в порт придем, так и на бабу залезу. Страшную, какой моя жизнь никогда не будет, но настоящую. И сивухи напьюсь, так, что до рассвета о своей горькой судьбе вспоминать не буду. А как поутру мне станет хреново, так буду знать, что с вечера мне все же было хорошо. Что бы там сявки не вякали про каторжную житуху и как они там пинали балду, как бы не говорили, что они там были королями, я что-то реально желающих туда вернуться не встречал.

      – Работай, балабол, – коротко бросил Харитоныч, отвешивая парню легкий подзатыльник.

      Так. Ничего серьезного. Только и того, чтобы обозначить. Прохор потешно втянул голову, воровато огляделся по сторонам и поспешно натянул на лицо пока еще чистый платок. После чего ухватился за лопату, всем своим видом выражая готовность