К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама. Павел Успенский

Читать онлайн.



Скачать книгу

этих понятий мы опираемся на формулировки А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского: «идиомы – это сверхсловные образования, которым свойственна высокая степень идиоматичности и устойчивости», а «коллокации – это слабоидиоматичные фразеологизмы со структурой словосочетания, в которых семантически главный компонент употреблен в своем прямом значении» [Баранов, Добровольский 2008: 57, 67]. Отталкиваясь от такого понимания, мы одновременно учитываем работы В. В. Виноградова, И. А. Мельчука и А. Н. Иорданской.

      Следует подчеркнуть, что помимо идиом и коллокаций мы также иногда рассматриваем другие типы фразеологических единиц – пословицы, поговорки, выражения, имеющие литературный генезис, но закрепившиеся в языке на правах крылатого выражения (последних примеров в нашем исследовании не очень много, так как мы старались не анализировать литературные источники, избегая интертекстуальной парадигмы)10.

      При этом нас в большей степени интересовала работа Мандельштама с несвободными словосочетаниями, а не строгое лингвистическое разделение идиом и коллокаций, или прагматем, и грамматических фразеологизмов. Поэтому мы не проводим границу между разными типами единиц, как, возможно, в ином случае этого требовал бы строгий лингвистический подход (ср. в: [Баранов, Добровольский 2008] анализ фразеологического плана «Пиковой дамы», где коллокации и идиомы четко разделены). Поэтому же в нашей классификации, например, в разделе, посвященном нормативному употреблению несвободных словосочетаний, объединены как стандартные, так и слегка модифицированные идиомы.

      Поскольку в лингвистических исследованиях существует некоторая терминологическая непоследовательность11, стоит оговорить, что в работе слова идиома, фразеологизм, поговорка употребляются как одна группа синонимов, а слова коллокация, устойчивое словосочетание – как другая. Слово выражение используется как синоним слова идиома и как синоним слова коллокация, однако по контексту всегда понятно, о чем именно идет речь.

      В работе рассматривается поэзия Мандельштама, язык его прозы требует отдельного лингвистического осмысления12.

      Структура работы

      Работа делится на несколько смысловых блоков. Первый, самый большой посвящен анализу работы Мандельштама с фразеологическим пластом русского языка. Сначала приводится классификация случаев употребления идиом / коллокаций в стихах поэта, далее каждый класс подробно расписывается (с введением подклассов и анализом примеров). Эта часть работы наиболее объемная и наиболее «техническая»: считая необходимым доказать ключевую роль приема в поэтике Мандельштама, мы старались рассмотреть ощутимое количество образцов как из раннего, так и из позднего творчества поэта. Одновременно мы считали, что сложные случаи работы Мандельштама с фразеологической семантикой интересны сами по себе. Поскольку эта часть



<p>10</p>

Следует подчеркнуть, что при этом мы старались уйти от представлений (во многом, впрочем, оправданных), согласно которым дискурсы и речевая деятельность сплошь основаны на готовых элементах языка. В такой перспективе речь всегда порождается благодаря этим элементам, и нет существенной разницы между идиомами, с одной стороны, и просто наиболее привычными словосочетаниями, с другой. Такая модель речи, в частности, задана в яркой и отчасти повлиявшей на нашу работу книге Б. М. Гаспарова [1996]. В концепции ученого восприятие и порождение речи основаны на «готовых блоках» – коммуникативных фрагментах (которые соединяются между собой, причем иногда между ними виден шов). Забегая несколько вперед, на двух примерах предельно схематично проиллюстрируем, чем нам не близок такой подход в рамках наших построений. Возьмем две строки Мандельштама: «вооруженный зреньем узких ос» и «Так вот бушлатник шершавую песню поет». Фрагменты строк – вооруженный зреньем и шершавая песня – резонно воспринимать как яркие авторские метафоры. В перспективе наших рассуждений одна из этих метафор отталкивается от идиомы, а другая нет. Так, вооруженный зреньем мы объясняем через идиому видно невооруженным глазом/взглядом, которая в строке сильно трансформируется. В случае с шершавой песней мы не можем указать на готовый языковой материал, который здесь подвергся трансформации. Однако в перспективе представлений о тотальном характере готовых блоков и коммуникативных фрагментов обе метафоры должны восприниматься как их трансформация. Подобно тому как вооруженный зреньем трансформирует известную идиому, шершавая песня отталкивается от распространенных «готовых блоков» – веселая / грустная / медленная / задушевная / грубая … песня и вместо ожидаемого элемента подставляет оригинальный – шершавый. Нам представляется, что объединение этих двух случаев не вполне правомерно, – здесь мы имеем дело с разными примерами. Вместе с тем мы признаем, что в нашем каталоге дальнейших примеров наверняка есть случаи, которые можно счесть слабосвязанными с идиоматикой.

<p>11</p>

Само слово фразеология во многих исследованиях обозначает разные явления. Как следует из обзора литературы, нас интересует работа Мандельштама с фразеологическим планом русского языка. Однако в некоторых работах, анализирующих поэтическую фразеологию, под фразеологией понимаются не общеязыковые элементы, а то, как в творчестве одного автора или группы авторов в определенный литературный период называются определенные явления (например, поэт – сын Феба или любимец Феба). В таких исследованиях в качестве фразеологизмов выступают устойчивые словосочетания, характерные для литературных текстов. См., например, работы А. Д. Григорьевой: [Григорьева 1964].

Язык Мандельштама в первом приближении описывался в этом ключе, см. попытку классифицировать наименования человека в его стихах – «Фразеологические наименования человека в стихотворениях О. Мандельштама: словарь» [Гончарова 2011].

Такой подход к фразеологии в нашей работе не учитывается.

<p>12</p>

См., например, один из подступов: [Бобрик 2018].