Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники. Лев Павлищев

l’entendez, – отвечала моя мать брату, – mais croyez moi, Alexandre, que si je Vous ai dit quelque chose, qui a pu Vous deplaire – je l’ai fait, en Vous souhaitant du bien.[20]

      Брат горячо обнял сестру и убедительно стал просить ее ехать на бал с ним и женою вместе. Не желая огорчать его, мать моя согласилась, говоря Александру Сергеевичу: «Так и быть, но на бал, как хочешь, сатиру напишу».

      Действительно, виденное ею на бале общество послужило матери поводом к следующей эпиграмме:

      Петербургскую смесь

      Собирают здесь

      В это здание.

      Вот Ю… Князь

      Вперил глаз, подбодрясь,

      На собрание.

      Вот вельможный пан

      А… Степан

      Величается.

      С ним Б. Тут,

      Волокита-шут,

      Оправляется.

      Н…. в звезде

      Попадет везде

      С бедной Лизою.

      В числе чудаков

      Тут верзила М. в

      С рожей сизою.

      А. н мадам

      Здесь равна госпожам

      Между бабами.

      По стенам вокруг

      Грозный ряд старух

      Сидит жабами.

      У родителей своих моя мать бывала часто, но отец мой навещал только изредка тестя, избегая встречи с тещей: Надежда Осиповна не могла простить отцу его женитьбу и в имеющихся у меня письмах ее к дочери из деревни в Петербург, а потом из Петербурга в Варшаву ни разу не обмолвилась о нем ни одним словом до самого октября 1834 года, в котором, обрадовавшись появлению моему на свет Божий, открыла с зятем дипломатические сношения.

      Продолжаю описывать быт моих родителей с 1829 по 1832 год.

      К этому времени относится случившееся с отцом моим происшествие, послужившее матери моей поводом написать эпиграмму, приводимую ниже: отец, отличавшийся подобно своему тестю, Сергею Львовичу, в молодости весьма вспыльчивым нравом, угостил в общественном собрании внушительным физическим приветствием некоего шулера З., которого изобличил в обмане на зеленом поле. Шулер скушал угощение молча, а на слова отца: «Если обиделись, присылайте секундантов», – обратился в постыдное бегство и затем совершенно скрылся из Петербурга. Он был сын хотя мелкого, но весьма денежного чиновника; воображая себя большим барином, он, что называется, финтил и тарантил, напуская на себя какой-то сверхъестественно надменный тон, что не служило помехой подвигам, и силу которых и получился в итоге вышеописанный анекдот.

      Мать терпеть не могла этого господина, не раз злоупотреблявшего добротой и ее мужа, и младшего ее брата – Льва Сергеевича Пушкина, у которых он сумел своим красноречием брать деньги без отдачи; они и не подозревали в нем плута и шулера.

      Вот две эпиграммы матери на этого субъекта после пресловутого происшествия; из них вторая на голос песни «Ах, на что же огород городить».

      I

      Ты, от подьячего родившись,

      Отважно кверху вздернул нос

      И, весь в надменность превратившись,

      Себя ей в жертву, знать, принес.

      Что трус ты – в этом прочь сомненье,

      Да плут и в карточной борьбе;

      А я прибавлю мое мненье:

      Пощечина

20

Делайте, как знаете, но верьте мне, Александр, что если я сказала что-нибудь вам неприятное, то сделала это, желая вам добра (фр.).