Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных. Олег Рой

она чуть отступила в сторону, надеясь, что Кащеев просто пройдет мимо, но все-таки нащупывая в кармане газовый баллончик. Следователям полагались пистолеты, но Арина предпочитала держать свой в рабочем сейфе. Когда оружие в кармане, кажешься себе чуть не всемогущим, практически неуязвимым – это им еще в универе кто-то из преподавателей объяснял, усмехаясь и растолковывая, что ощущения эти, при всей своей приятности, весьма опасны. Мальчишки-одногруппники, конечно, пропускали подобные объяснения мимо ушей, но Арина как-то сразу почувствовала в них истину и приняла как руководство к действию: оружие полезно лишь для того, кто применяет его постоянно, умело и привычно – а лично для нее разумнее ограничиваться чем-то попроще. Ей и баллончиком-то орудовать страшновато – а вдруг не получится? А вдруг нападающий или, как сейчас, преследователь не потеряет способность двигаться, а только еще больше разозлится?

      Ой, нет, пусть он лучше мимо пройдет!

      Не прошел.

      Остановился над застывшей столбом Ариной – почти вплотную.

      Не напал. Просто стоял и молчал, глядя на нее сверху вниз – с высоты своего роста.

      Зачем? Что ему надо? Пусть бы лучше гадость какую-нибудь сказал – как тогда, после съемки. Пусть бы даже кинулся, ударить попытался – тогда она точно сумела бы и баллончик вытащить, и пустить из него мерзкую едкую струю – прямо в лицо нападающему.

      Но он не нападал.

      Просто стоял и смотрел.

      Под этим тяжелым взглядом Арина съеживалась, словно уменьшаясь, становясь крошечной и никому не нужной. Как будто козявка какая-то, которую даже тапком прихлопнуть лень, разве что веником смахнуть – в помойное ведро.

      Она попыталась сделать вид, что ничего вообще не происходит. Повела слегка плечом – почему-то это оказалось очень трудно, как сквозь резину проталкиваться, – поставила ногу на торчавший из сугроба здоровенный пень. А что я? А я ничего! Никого не трогаю, починяю примус! В смысле – поправляю ослабший шнурок. Ага, на ощупь. Отвести глаза от Кащеева оказалось совершенно невозможно. И фонари как будто потускнели и даже словно бы уменьшились, превратившись в цепочку невнятных искорок. И ноги почему-то стали слабеть. Ей почудилось, что вот сейчас, под этим тяжелым взглядом, они совсем откажутся служить – и она опустится перед этим темным, высоким, безмолвным на колени…

      …и пусть…

      Но что-то вдруг изменилось.

      Откуда-то появился свет. Нет, не откуда-то – из темной глубины заснеженной аллеи надвигался белый, сияющий, прекрасный огонь. Как поезд метро из тоннеля, теплый, светящийся, с милыми прекрасными людьми внутри, подумала вдруг Арина, успев удивиться собственным мыслям – поезд метро посреди зимнего парка, надо же!

      Свет приближался стремительно и довольно шумно.

      Налетел, надвинулся почти вплотную – и замер.

      За слепящим прожектором просматривалось что-то темное, непонятное.

      Прожектор вдруг потемнел, потускнел, свет из ослепительного стал мягким и теплым. Темное и