Остров. Роман путешествий и приключений. Геннадий Доронин

ордена первой и второй степеней. Звучит как величественно! Августяк первой степени за заслуги перед Отечеством получает…

      – А может, «сентябрям» – это просто желтые сентябрьские листья? – предположил он. – Грустные, опадающие, шелестящие под ногами сентябряки?..

      – Уж лучше пусть они будут хорошими днями в сентябре, – попросила она. – Грустного и так хоть отбавляй…

      – Хорошо! – согласился он. – Тем более, что на дворе как раз сентябрь…

      – И день неплохой, – кивнула она.

      Потом она говорила ему, что это был самый лучший «сентябряк» в ее жизни.

      В тот день они долго гуляли по городу; им и в голову не пришло после обсуждения считалочек вежливо раскланяться и разойтись по сторонам. Не сговариваясь, они двинулись вместе по старинным улицам, над которыми в кронах деревьев разгоралась осень. Они прошли мимо дома Мизиновых, как будто только что вынырнувшего из девятнадцатого века, в это время низко над его крышей протарахтел самолет; хорошо был заметен один из пилотов – чернявый, усатый, стройный, затянутый в кожу, перепоясанный ремнями.

      – Знаешь ли ты, что Лика Мизинова – это Лидия Стахеевна? – спросил он для чего-то.

      – Нет, не знаю, – призналась она. – К стыду своему, я не знаю, кто такая Лика Мизинова…

      – Как-нибудь расскажу, – пообещал он.

      – Мне будет интересно, – согласилась она ждать, и в этом согласии мелькнуло будущее.

      Тут к ним подошел странный тип, в кроссовках на босу ногу, без шнурков, всклокоченный, в пальто, утратившем цвет еще в прошлом веке.

      – Извините, пожалуйста, – обратился он к ним вежливо, – не могли бы вы мне сказать, чем заканчивается книжка «Черемыш, брат героя» писателя Льва Кассиля? Очень интересная книжка…

      Оказалось, что ни Саша, ни Даша не читали этого произведения.

      – Очень жалко! – сказал парень в кроссовках и только тут представился: – Я – Бочаров… Жалко, что вы не читали про Черемыша…

      – Мы обязательно прочитаем, – пообещали они ему и отправились дальше, тут же позабыв про странного парня.

      Они вышли к Атаманскому дому; Саша рассказал ей, что давным-давно сюда приезжал Пушкин.

      – Это каждый знает, – сказала она. – Здесь даже мемориальная доска есть…

      – Но я об этом знаю такое, о чем прежде никто даже не задумывался, – ответил он. – Вот тебе, например, известно, с какой стороны коляски он вышел, подъехав к дому?

      – Кто это может теперь знать? – удивилась она. – Наверное, даже в тот день, когда он приехал, люди не обратили на это внимания… Так ли это важно?..

      – Для кого-то это может быть очень важным, например какому-нибудь непризнанному дарованию, которое не чает, как прорваться к знаменитому пииту, чтобы вручить ему тетрадку со своими виршами; если, паче чаяния, Александр Сергеевич сойдет с противоположной от парадного крыльца дома стороны, то можно будет рвануться к нему через не очень широкую Большую Михайловскую, а если Пушкин сойдет, как все и ожидают (а говорили, что поэт приехал нежданным, хотя молва всегда быстрее человека, да такого человека!), со стороны парадного, то пиши – пропало – окружат столичного гостя, возьмут под локотки, задушат