Юность Остапа, или Записки Коли Остен-Бакена. Михаил Башкиров

льно сделаете – знал ли я лично Остапа-Сулеймана-Берта-Мария Бендера, можно сказать, бея? Еще бы мне, Коле Остен-Бакену, не знать Остапа!

      Насколько близко? Ближе не бывает…

      Только ради всех святых, не припутывайте сюда это богатое слово – гомосексуализм.

      Оська Турок: да-да, именно так – и не иначе – наша округа поголовно звала будущего безжалостного потрошителя гамбсовских стульев и подпольных миллионеров.

      – Оська! Гад морской! Ты слямзил у тети Мани вставную челюсть ее покойного дедушки?

      – Турок! Чтоб тебе сдохнуть под забором в непотребном виде! Надо же додуматься – подбить глазик нашему мальчонке!

      Смешно и горько, но мы с будущим Великим комбинатором на одно, простите за вульгарность, очко ходили.

      Он, родимый, прямо-таки встает пред взором моей, смею надеяться, нетленной памяти: покосившийся, густо беленый, в меру щелястый (ох, те пухленькие девочки!) нужник на краю оврага, заросшего густо заносчивой крапивой и раскидистыми лопухами.

      Однажды поутру будущий концессионер-банкрот и жертва неумелого покушения Оська Турок с помощью обыкновенной клизмы старательно обработал ведущие на толчак ступени постным маслом, и соседка наша, полуторацентнерная торговка, крикливая и важная как гусыня, Тамара Леопольдовна Коляржик, потерпела катастрофу. Бесславно сгинуть в зловонной малоприятной жиже ей не дали габариты собственного зада, но этим самым дородным тараном она с треском рассыпавшегося гороха высадила все хлипкие доски задней стенки и, вопя, как тонущий в Бискайском заливе танкер солидного водоизмещения, исполнила потрясающую серию завораживающих и весьма опасных для здоровья кульбитов, умудрившись даже не сломать свою жирно-складчатую шею.

      Но вам-то какое дело до нужника – гораздо позже разбитого снарядом белогвардейского крейсера – и до Тамары Леопольдовны Коляржик, которая благополучно скончалась от сыпного революционного тифа?

      Вы алчете анкетных данных лишь одного человека.

      Вы сгораете от жгучего нетерпения – фактов, молите вы, фактов, фактиков и фактищ!

      Вам, по вполне понятным (скрытым) причинам, хочется узреть в упор ту обильную почву, на которой взошло то могучее генеалогическое древо, давшее такой редкостный фрукт.

      Но увы, происхождение Остапа Ибрагимовича скрыто непроницаемой пеленой таинственности и окутано мраком неизвестности.

      Единственная ветвь генеалогического дуба (а скорей всего, пальмы или кипариса), доступная обозрению невооруженным глазом, вернее, голый обоженный сук – это евойный папаша.

      Не уверен наверняка, был ли он действительно турецко-подданный, но чтобы смотреться вылитым янычаром, ему не хватало исключительно широких раздутых штанов, атласного пояса, кривого острого ятагана (у, мамелюки!) и белоснежной чалмы с каратистым изумрудом. Все остальные янычарские принадлежности, включая знаменательный нос (горбинка, ноздри, как у влюбленного мустанга) и бешеный холеристический темперамент, имелись у него даже в избытке.

      С мамашей же Великого комбинатора – полный провал.

      Обычно, как принято испокон века, в безвестности прозябают случайные и выставленные отцы.

      В нашем случае – все наоборот. Папаша – и какой – налицо, а вот детородящая половина…

      Когда Бендер-старший объявился в нашем городе, на руках у него уже попискивало обмоченное создание.

      Как бы то ни было, но и горемычное чадо получило свою долю молока из титьки и безграничного слепого тепла. Его вскормила добрейшая тишайшая Панфунтевна, жена извозчика Ермолая, вечно пьяного и горланящего хохляцкие песни.

      У Оськи прорезались зубки, а Панфунтевну прирезал Ермолай из вредности и ревности.

      Папаша занялся вплотную торговлей колониальными товарами, а чадом занялась улица – наша, с деревянными тротуарами, с непросыхающей грязью, упирающаяся в панораму моря.

      Если привлечь средневековое реабилитированное шарлатанство, центурии Мишеля Нострадамуса, хиромантию, белую и черную магию, научную астрологию и гадание на кофейной гуще, чаинках и бобах, то можно приблизительно – но с достаточной точностью – определить знак Зодиака, под которым родился Остап. Несомненно – это Водолей, ну конечно, не Близнецы или Рыбы, и тем более – не Овен…

      Тьфу ты, опять не туда понесло.

      Выправляем азимут, даем поправку.

      Итак, мы героически росли плечом к плечу, деля тумаки, солнце, просоленный воздух и прочие атрибуты беззаботного, не омраченого излишней родительской опекой и надуманными условностями детства.

      Но вот впередии в туманной перспективе замаячила частная гимназия Илиади.

      Все преуспевающие люди нашей округи отдавали своих отпрысков в это мрачное строгое заведение.

      А отец Оськи Турка – коммерсант и негоциант – медленно, но верно вползал в гору успеха. Ему даже завидовал мой – почти интеллигентный – родитель, преподающий физику в той самой гимназии Илиади.

      Оське срочно наняли гувернантку – природную француженку