Война и Мир – 1802. Андрей Баранов

перевели войска, и мы тоже отнесли левое крыло назад, туда где деревня и дым. Но боюсь тут сражения не будет, все обман, небось британцы справа Москву обойдут.

      – Как бы то ни было, многих завтра недосчитаемся! – подытожил граф военную дискуссию.

      На дороге показалось церковное шествие – с пением несли икону заступницы, и все ополченцы, бросив лопаты, побежали навстречу. Толпы военных шли за образом с обнаженными головами. Кроме священников там были и чиновники и генералы-немцы, не считавшие нужным креститься при виде православной святыни, но для возбуждения в русских патриотизма упорно слушавшие молитву. Под пение «Спаси от бед рабы твоя, богородице», все жадно смотрели на икону. Ветер шевелил волосы, солнце сияло.

      Приложиться к лику приехал и сам Кутузов – толпа расступилась, когда он со свитой приблизился. В длинном сюртуке на огромном теле он выглядел так, что не узнать его было невозможно даже за версту. Оплывшее лицо, вытекший глаз и белая голова довершали картину. Встав перед иконой на колени он долго не мог подняться. Наконец подняв тело и поцеловав образ, он отошел и тут же к иконе полезли генералитет и затем ополченцы. «Да, видно сражение будет такое, что только бог и поможет выжить», – подумал обычно не особенно верующий граф Г. мрачно.

      Знакомый по придворному миру Петербурга, состоявший теперь при главной квартире, повстречав графа на подступах к ставке Кутузова тут же предложил ему вечерком составить партию, а пока что не заморачиваться особенно нашей позицией, так как левый фланг черт знает в каком положении, лучше на него и не глядеть. Впрочем при появлении адъютанта Кутузова он тут же переменил своем мнение, и удивился как верно Светлейший разгадал замысел англичан. «Кутузов многих лишних повыгонял, но этого как видно не удалось», – помыслил граф Г., разумеется не говоря этого вслух.

      На всех лицах при штабе выражались оживление и тревога, всех интересовали вопросы жизни и смерти. Светлейший наконец заметил графа Г., по той толпе что вмиг собралась рядом с ним, и приказал адъютанту позвать его. Граф как полагается стащил перед Кутузовым шляпу и поклонился.

      – Ну что, орел, хочешь пороху понюхать? Приятный запах! – спросил его командующий.

      Граф хотел было ответить что после отъезда из Питера более нюхать в этой глуши решительно нечего, но опомнился и лишь отметил что ополченцы надели уже чистые рубахи, очевидно приготовившись к смерти.

      – А что, уже готовы значит? Да, чудесный, бесподобный народ, – заметил Кутузов, вздохнув и закрыв глаза.

      – Так точно, запах пороха приятный! Готов принести пользу своему отечеству и даже умереть за него! – сказал граф Г. нарочно громко, дабы разбудить главнокомандующего, который как это часто бывает с немолодыми людьми начал уже засыпать.

      – Так, так. – ответил Кутузов, проснувшись и почему-то глядя на графа смеющимися глазами.

      – Шкуры своей не пожалею, и вам еще пригожусь! – закончил граф для пущей убедительности.

      – Ну что ж, мой привал