«Врата блаженства». Наталья Павлищева

кормит сына.

      Но даже Повелитель, во власти которого были все жизни не только во дворце, но и в империи, который мог карать и миловать даже по своему капризу, не мог пойти против закона. А закон действительно повелевал: одна наложница – один сын.

      Торопясь в Стамбул, Сулейман гнал от себя такие мысли, но совсем отмахнуться не мог. Султан, который мечтал править по закону, в первый же год оказался заложником этого закона.

      И все же он отмахнулся, пока есть время.

      Как много? Нет, Сулейман вовсе не желал, чтобы Хуррем предохранялась, он очень хотел, чтобы она рожала еще сыновей… И дочку, обязательно дочку, похожую на маму. Маленькую принцессу, которая будет вот так же смешно причмокивать, получая порцию маминого молока.

      Почему ему никто не говорил, какое это счастье – видеть, как его любимая женщина кормит их сына? Ведь любил же и Махидевран, и Гульфем, но никогда не видел, как сыновья сосут грудь. Кормила ли Махидевран сама? Вряд ли, от этого обвисает грудь.

      Вспомнив о такой досадной угрозе, Сулейман нахмурился. Роксолана решила, что это из-за того, что Мехмед слишком долго ест, попыталась отнять грудь, но голодный малыш вцепился в нее ручонками.

      – Зачем ты отнимаешь?

      – Вам нужно отдыхать, мы мешаем…

      – Хуррем, это мой сын, так же как и твой. Аллах дал нам это счастье, почему ты думаешь, что мне неприятно смотреть на него? Я счастлив.

      И вдруг рассмеялся:

      – В Европе мне показывали изображения их божественной матери, которая кормит маленького бога своим молоком.

      Роксолана тоже рассмеялась:

      – Богоматерь с младенцем.

      – Ты тоже видела? – Султан вспомнил, что Хуррем была христианкой.

      – Да, на многих иконах.

      – На картинах.

      – Наверное, есть и на картинах, я не видела, но слышала. У Иисуса матерью была простая женщина, она кормила ребенка вот так…

      В голосе слышалось что-то, насторожившее Сулеймана. Она же мусульманка, но с такой любовью вспоминает христианские иконы…

      Роксолана нутром почувствовала его беспокойство, улыбнулась:

      – Это всегда приятно, когда мать кормит ребенка. Кормилица не то, не она родила. У пророка Мухаммеда тоже была мама? Простите, если я спрашиваю глупость.

      Сулейман расхохотался:

      – Ты у улемов только не спрашивай. Лучше у меня.

      Они сидели и разговаривали, как простая семья с младенцем, двое молодых людей, любящих друг друга и новорожденного сына. Вот оно, простое счастье, и неважно, что он Повелитель, Тень Аллаха на земле, а она просто наложница, рабыня, над которой он властен полностью.

      Но глядя на свою Хуррем, Сулейман все больше понимал отца, султана Селима, Явуза – Грозного, считавшегося жестким, даже жестоким, который в стихах вздыхал, что попал в плен женщины с глазами лани. Так и есть, ему самому могли подчиняться города и страны, миллионы людей быть в его власти, а один чуть лукавый взгляд этой кормившей младенца женщины брал в плен с такой легкостью, от которой кружилась голова.

      – Скажи, чтобы не уносили малыша, пусть спит здесь.

      Гюль,