Бронекатера Сталинграда. Волга в огне. Владимир Першанин

не можешь! Ладно, поделюсь.

      Закурить бойцу дал один из гражданских матросов потопленной баржи. Не спеша объяснил, что сегодня потери так себе. Капитан опытный, умело маневрировал, а если бы врезали из «шестидюймовки» прямиком в цель да на стремнине, то мало бы кто уцелел.

      – Как скотину в корыто битком напихали, – не мог отойти от пережитого страха красноармеец. – И плыви под снарядами.

      – Плывет говно, – отпарировал матрос. – А посудина у нас крепкая была, царствие ей небесное. Благодари бога и нас, моряков, что туда и обратно прогулялся, а теперь на пару месяцев в госпиталь заляжешь.

      – Да уж, залягу, – несмотря на боль в сломанной руке, широко улыбался красноармеец. – Винтовку и патроны сдал, на законном основании лечиться буду. А там, глядишь, вся эта свистопляска уляжется. Сюда во второй раз торопиться не буду.

      – В общем, без тебя довоюют, – не слишком дружелюбно поддел его кто-то из матросов.

      – Завидуешь, что ли?

      – Да пошел ты куда подальше! Насмотрелся я на таких. Будешь со своей рукой носиться до весны да врачам плакаться.

      Одинокий снаряд разорвался позади, сверху посыпались осколки. Все примолкли.

      – Чего цапаться, – рассудительно заметил один из пожилых раненых с перевязанными руками. – До левого берега еще доплыть надо.

      Ступников, чертыхаясь, выбивал раздувшийся патрон, застрявший в казеннике правого ствола. Пострелял неплохо, выпустил почти целиком две коробки по пятьдесят патронов, хотя вряд ли попал в цель. А мог бы, если б на правом берегу не зевнул. Но уж слишком внезапно вынырнули из-за обрыва «юнкерсы», да и непрерывные взрывы мин заглушали все звуки. Вот и зевнул, не среагировал вовремя.

      Федя Агеев, выбравшийся на крышу рубки, осмотрел башню, стволы, затем поковырялся ножом и сообщил Ступникову:

      – Гля, осколок почти насквозь броню пробил, – и протянул Косте изогнутый кусок металла. – С палец толщиной, аж зазубрины сплющились.

      – Дай гляну, – подбросил на ладони увесистый осколок сигнальщик Валентин Нетреба, рослый, белокурый, из бывалых моряков. – Такой может запросто броню продырявить. Повезло тебе, Федька.

      – А чего мне? Я внизу сижу, ленты подаю. Осколок прямиком в Костю шел.

      – Ну и чего ты радуешься? Товарища бы покалечило или убило, а ты невредимый. Хорошо, да?

      – Я не то имел в виду, – сконфузился помощник Ступникова, способный ляпнуть по простоте что надо и что не надо. – Я ж за Костю переживаю.

      – Ну-ну. Отдай железяку ему на память, а когда ремонтники придут, не забудь напомнить, чтобы трещину заварили.

      Из дверей рубки высунулся мичман Морозов:

      – Агеев, ты чего там топчешься? Осмотрел стволы и лезь на место. Ступников, пулеметы в порядке?

      – Да вот гильзу раздуло, сейчас выбью. Все нормально, Николай Прокофьевич.

      – Длинными очередями не стреляй, – буркнул подошедший боцман. – Не маленький вроде, а засадил в белый свет почти всю ленту.

      – Может,