Наш идеальный брак. Анна Гале

купол храма.

      Мать пришла на кухню через пару минут, когда я уже мелко резала очищенную луковицу. Лук попался «злой», на глаза наворачивались слезы. Мама удовлетворённо покосилась на меня и полезла в холодильник. Как оказалось, за свечками. Она ходила вокруг меня с зажженной церковной свечой, затем подняла свечку над моей головой.

      – Мам, а ты что делаешь? – осторожно спросила я.

      – Если свечка затрещит, значит, что-то в тебе плохое есть, – уверенно ответила она. – И нужно держать свечу, пока трещит, чтобы плохое выходило.

      – Но она же не трещит…

      Мать с сомнением посмотрела на меня, потом на свечку, затем пошла по всем углам. Свеча издала еле слышный треск у полочки для посуды. Мама схватила оттуда мою чашку и посмотрела на неё так, словно впервые увидела. Чашка как чашка, с забавной улыбающейся мордочкой и надписью: «Хорошего дня».

      – Это тебе Алинка подарила?

      Я кивнула. Да, чашка – подарок моей подруги, одноклассницы и соседки Алины.

      Мать с размаху швырнула чашку на пол. Я ошеломленно смотрела, как позитивный подарок Алины раскалывается на несколько кусков, как они разлетаются по кухне. Из моих глаз хлынули слезы, и к луку они уже не имели отношения. Вместе с чашкой окончательно рассыпался на куски мой мир – такой, каким я знала его с детства. Тот мир, где я для мамы была важнее, чем отец Иоанн, где никто не говорил, что во мне сидит бес, и где родители были вместе.

      – Зачем? – сквозь слезы выговорила я.

      – Подарок от неправославной, да ещё морда эта с языком! – в голосе матери прозвучало удовлетворение. – Бес же, натуральный! Он на тебя и влиял. Плачешь – значит, в себя приходишь. А чашка вон нормальная есть, серенькая, без рисунка.

      – Чашка, может, и нормальная, а ты нет, – вырвалось у меня.

      – Что-о? – мать подскочила ко мне. – Вот ты как? Я тебя кормлю, пою, молюсь за тебя, чтобы выросла не заблудшей, как отец твой! Вот я отцу Иоанну расскажу, как ты с матерью разговариваешь! Начинай поститься, на исповедь в субботу пойдём!

      В церковь она буквально тащила меня за руку, незаметно крестя другой рукой воздух. На исповедь отправила меня первую и выразительно посмотрела на отца Иоанна. Видимо, уже успела рассказать о моем «неподобающем поведении».

      Я перечисляла грехи: завидовала, роптала, родителей не почитала…

      – Ты подожди, – отец Иоанн неожиданно по-доброму улыбнулся. – Кому завидовала-то?

      – Тем, кто живёт нормальной жизнью. С подружками гуляет, сапоги у них не протекают, с мамами отношения другие.

      – Ну а кто тебе не даёт с подружками гулять? – он удивлённо сморгнул.

      И тут меня прорвало. Я долго со слезами выкладывала и о пропущенных походах в театр и кино, и о запретах на общение с «неправославными и нецерковными», и о сапогах, и о разбитой чашке и свече над моей головой.

      Отец Иоанн слушал внимательно, кивал с сочувствием, не перебивал.

      – Лена, это всё очень тяжело, – наконец, заговорил он. – Твоя мама недавно