Нашла себе блондина!. Екатерина Вильмонт

одним словом, ажиотаж был тот еще! Никита Алексеевич взял меня за руку, как маленькую, и тащил за собой, потому что в этой толпе я спотыкалась на каблуках. Наконец мы вошли. Он то и дело с кем-то здоровался.

      – Тебе перед сеансом никуда забежать не надо? – тихонько спросил он.

      Я обомлела от стыда, а он говорит:

      – Нечего стесняться, мы все живые люди, иди вон туда, я буду тебя ждать у той колонны. Да не задерживайся.

      Я, как глупая собачонка, побежала в туалет, раз хозяин велел, но при этом я была ему безумно благодарна, мне еще в машине захотелось, но я приготовилась терпеть сколько понадобится, а он обо всем позаботился. Но с другой стороны, может, это означает, что ему на меня наплевать как на женщину, вернее, на девушку? Я так была воспитана, что при мальчиках о таких вещах говорить нельзя ни в коем случае… Но он-то не мальчик, у него такая дочь, как я, и он все понимает. А я его за это люблю больше жизни. Я вдруг так отчетливо это поняла в клубном сортире… И еще подумала: раз он так обо мне заботится, значит, тоже любит меня? Хотя за что ему меня любить? Но тут я глянула в зеркало, и мне показалось, что меня есть за что любить…

      – Какая ты красивая, Таня! – сказал он, когда я подошла. – Ну, пошли. – Он взял меня под руку и повел в зал. Когда погас свет, он шепнул: – Таня, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но прошу, забудь обо всем и смотри фильм, как будто меня тут нет.

      У меня кровь в лицо бросилась! Ну, думаю, дела! Но я тут же решила сделать вид, что ничего не поняла, и смотреть фильм.

      Ах, что это был за фильм! Я и вправду обо всем забыла. Многого, конечно, не понимала, но чувствовала – это настоящее… И еще мне безумно понравилась актриса, которая играла взрослую Кети, она была такая удивительная, элегантная, красивая, аристократичная и чем-то напоминала тетю Нуцико. Один раз она тоже испекла такой громадный красивый торт на шестнадцатилетие Медеи… У меня текли слезы и щипало глаза от туши, но я боялась вытирать лицо, чтобы не размазать тушь окончательно. Уже перед концом фильма Никита Алексеевич вдруг сунул мне в руку платок. Но я боялась шелохнуться, и, когда зажегся свет, он взял платок у меня из рук и сам вытер мне лицо. Ни слова не говоря. А потом опять взял меня за руку, чтобы я не потерялась. Люди выходили потрясенные, взволнованные. Какой-то человек, чье лицо показалось мне очень знакомым, хлопнул Никиту Алексеевича по плечу.

      – Да, старичок, если это пойдет широким экраном, я уж ни за какие устои не поручусь… А это твоя дочка?

      – Нет, племянница, – сухо отозвался Никита Алексеевич.

      – Ах, вот как, племянница, – насмешливо повторил тот тип, – ну-ну, сделаю вид, будто поверил! Пока, приятель!

      В гардеробе Никита Алексеевич подал мне пальто, это было так приятно. Когда мы сели в машину, он спросил:

      – Ну как, Таня?

      – Я не знаю, как сказать… Я не все поняла, наверное, но ужасно хочу посмотреть еще… А как фамилия этой артистки, ну, которая играет Кети?

      – Боцвадзе, Зейнаб Боцвадзе. Удивительно хороша. А ты всегда в кино плачешь?

      – Нет, очень редко.

      – Ну хватит пока об искусстве, поехали обедать. Была когда-нибудь в Доме