Коронавирус, или Когда смоковница приносит плоды. Настасья Гу

ь прямейшее отношение ко всему тому, что будет изложено в этой книге.

      Знакомство с моим родителем и его становление как писателя

      Главным героем истории этой стал мой покойный родитель, Живинский Николай Александрович, бывший, как и я, писателем. Но в отличие от вашего покорнейшего слуги, его писательский дар возник вовсе не по принуждению, когда в силу непреодолимейших жизненных обстоятельств, зачастую мучительно сложных, человек вынужден взять в руки перо и сесть за написание какого-нибудь сквернейшего опуса. И даже бывает так, что опус этот, испещренный весьма пикантными подробностями, находит себе несколько преданных читателей среди часто встречающихся в последнее время дамочек бальзаковского возраста, медленно тлеющих от одиночества. Более того, бывает даже так, что написанный совершенно спонтанно и что называется сумевший тут же удовлетворить потребительские запросы, роман помогает автору распрощаться с нищей жизнью. Тогда, как правило, окрыленный успехом словесный бездарь, уже в полной уверенности в своем проявившимся совершенно внезапно писательском таланте, садится за написание следующей, такой же, если не более оскверненной блудными пороками истории, подбираясь тем самым все ближе и ближе к вечному адскому пламени.

      Так вот в отличие от многих писак, обитающих в греховной нашей современности, родитель мой произвелся на свет что называется со словом на устах. Как вещала моя ныне покойная бабушка, любимым делом отца, росшего в одном из пригородных сел, чуть ли не с самых пеленок было сочинительство различных историй. И причем истории эти получались очень близкие к нашей с вами действительности и сильнейшим образом походили на правду. Так что слушающим их людям каждый раз приходилось искренне удивляться, когда они узнавали от бабушки о том, что все, что им рассказывал отец мой являлось лишь детской наивной выдумкой.

      Уже будучи школьником, родитель мой стал записывать свои опусы в небольшую тетрадь, и в скором времени из коротких, весьма занятных историй вырос целый сборник. Последний настолько понравился классному руководителю отца, что тот немедленно отвез его в реакцию одной из городских газет, в которой имелась так называемая литературная колонка. Печатались в ней в основном местные авторы и то уже более-менее бывшие на слуху у смертинской общественности. Однако произведения юного Николки почему-то с первых же строк что называется зашли в душу редактору и были немедленно помещены под теплое крыло газеты.

      Не удивительно, что по окончании школы отец был сразу же практически без экзаменов зачислен на филологический факультет. Но обучаться очно Николаю Александровичу так и не пришлось, ибо в этот год у моей бабушки, достопочтенной Марии Никитичны случился инсульт и она слегла на кровать практически в полной обездвиженности. Тогда ещё добросердечный мой родитель немедленно перевелся на заочное отделение и первым же автобусом примчался в Живинск.

      В течение пяти лет, пока мучилась святыми муками моя бабушка, славившаяся среди живинцев неподдельным христианским терпением, отец мой практически неотступно пребывал возле её кровати, изредка выезжая в город для того только, чтобы закрыть очередную сессию. Быть может именно благодаря этой тихой и мудро размеренной деревенской жизни, в которой он вынужден был остаться, юный Николай Александрович написал довольно внушительное число рассказов, многие из которых сразу же после написания появились на страницах самых известных у нас на родине литературных журналов. Поэтому после окончания университета отец, в полной уверенности в своем довольно внушительном творческом потенциале, наконец-то решил податься в редакцию смертинского издательства.

      Нужно обязательно заметить, что к тому времени Мария Никитична отошла мирно ко Господу, и поэтому Николай Александрович был в буквально смысле волен совершать любое действие. Однако приезд в недолюбленный им Смертин, с каждым годом все больше и больше зарастающий в гигантских каменных сорняках, завершился неожиданно грустным финалом. Тучный обрюзгший редактор, каждую секунду небрежно смахивающий желтый пот с морщинистого лба, торжественно заявил ему, что произведения его, хоть и представляющие толику литературной ценности, но будут абсолютно «несхаваны» современным потребителем, привыкшим к более приземленному слогу.

      Благо, родитель мой, и этот факт тоже нуждается в отдельном упоминании, был человеком незлопамятным и обладающим что называется неподдельной христианской верой. Последняя была привита ему той же родительницей, которая после смерти своего супруга (по совместительству моего деда) зачастила зачем-то в храм. Настоятелем единственной в Живинске Троицкой церкви был отец Мельхиседек, стройный, немного строгий седовласый старик. Ещё во времена моего отца ему было около 50-ти лет. Появился он в Живинске совсем внезапно, сразу же после постройки храма, и сразу стал ненавидим большинством сельского населения, никогда не отличавшегося особой религиозностью.

      Однако настоятель был человеком глубочайшего смирения и старался лишний раз не обращать внимания на нападки озлобленных демонами представителей его рода. Нашему же Николаю Александровичу батюшка и вовсе стал кем-то навроде старшего брата, или даже более того, приемного отца. С первой