Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1. Николай Любимов

надзор за сестрами их сосед Женя, по-видимому, не предусмотрел. Он долго следил взглядом за дамой – она явно не собиралась покидать «тень задумчивого сада«» (Надсон). Женя не выдержал. Он понимал всю безнадежность своего положения, понимал, что задуманный им налет сорван, но не выразить своего возмущения виновнице срыва – это было выше его сил.

      – Что это вы здесь, мадам, прогуливаетесь? – обратился к ней Женя.

      Дама молча продолжала идти по дорожке.

      – А нельзя ли вас, мадам, по роже смазать? – еще более изысканно, вежливым тоном, в котором, однако, слышалось холодное бешенство, после паузы снова обратился к дачнице Женя и соскочил с забора.

      Дама после рассказывала об этой мимолетной встрече со смехом. Она сочувствовала Жене и отдавала дань его светской манере обращения.

      «Второступенцы» ходили друг к Другу на именины, танцевали вальс па-д’эспань, краковяк, польку-кокетку под аккомпанемент садившегося за пианино, если у хозяев был инструмент, или игравшего на собственной гармонии моего одноклассника Бори Соколова по прозванию Богыс Палыч, которое он заслужил своим грассированием, но в котором своеобразно выражалось нами и уважение к свойствам его хорошей души; водили хороводы и пели:

      Ах ты, зимушка-зима!

      Зима лютая была,

      Закурила, замела

      Все дорожки и пути,

      Все дорожки и пути —

      Нельзя к милому пройти,

      Я дорожки размету —

      Сама к милому пройду.

      Сте́лю, сте́лю, постелю́

      Постель пуховую.

      Кого, верная, люблю,

      Того расцелую.

      С этими словами девочка, ходившая внутри хоровода, едва касалась губами щеки своего избранника или клала ему руку на плечо и становилась на его место в круг, и теперь уже он ходил внутри круга, и песню пели от его имени:

      Сам я к миленькой пройду…

      Другая песня кратчайшим путем вела к желанной цели:

      У попа на крыше

      Завелися мыши.

      Один мыш околел,

      Целоваться всем велел.

      Пели хоровые песни.

      Пели частушки:

      Один Коля дрова колет,

      А другой дрова кладет.

      Один Коля Нюру любит,

      А другого зло берет.

      Подобные увеселения доставляли удовольствие даже старшеклассникам.

      В перерыве между играми и танцами пили чай с пирогами и с вареньем. (То были уже годы НЭПа.) Вплоть до окончания школы ни на одном сборище, включая выпускной вечер, никто из нас не понюхал не только водки, но и вина.

      Уже в пятом классе мальчики начинали ухаживать за девочками. Вспыхивали и гасли увлечения, тянулись романы. Да и что за отрочество и за юность без увлечений и романов? Но все это не выходило за рамки строгой платоники.

      Само собой разумеется, не все ученики любили всех учителей. Иные из неуспевавших предпочитали объяснять постигавшие их неудачи не своею ленью или скудоумием, а мнимою несправедливостью