Сегодня я – Пит Доэрти. С.П.

Как бы было чудесно медленно записывать за своим голосом чужие мысли, пойманные с другого берега иной жизни. Как бы было восхитительно прищуривать свой взгляд навстречу полуденному солнцу, ради того, чтобы постепенно познавать свою сущность, медленно допивая холодные чаи, терзая закаты внимательными и флегматичными взглядами. Как бы было хорошо так жить и ждать не всегда возвращающиеся завтра. Кто-то умел так жить.

      Зачем торопить свою жизнь, приближая финал, полученный случайно между парой дедлайнов? Зачем, когда день всё равно сменяется ночью, а лето – зимой. Зачем торопить то, что всем и так известно происходит по вторникам и четвергам? Зачем гоняться за неизбежностью на разрешенной максимальной скорости – всё это способно догнать человека самостоятельно.

      Мы думаем, что уже знаем, что произойдёт в следующую минуту, потому что это уже с кем-то где-то и когда-то было. Мы думаем, что всё это просто, что мы уже это выучили в школе, что мир подчинился нашим желаниям изменить то, что было и угадать то, что будет. Мы так искренне думаем, пока не остаёмся наедине с отчаянием в тёмной комнате, засыпая под чуть слышное шептание полупрозрачной ткани, не знающей иного выхода, как биться в тревоге наружу на смех карнизам.

      Мир не прислушивается к тому, как часто мы дышим. Мир убаюкивает волю шелестом в волнах, расплывающимся в переживаниях при каждой встрече с порогом чьего-то дома. Мир раскидывает мелкие камни и песок, скользя по гладкой поверхности деревянного пола. А мы мечтаем, чтобы нас хотя бы раз накрыло с головой, и мы наконец-то задумались о том, как выжить, а не о том, как дальше жить. На практике оказывается, что две разные стадии помешательства зависят всего лишь от вида глагола. Правила в толстом учебнике русского языка. Кто бы мог подумать, что они пригодятся, когда закончится снотворное.

      Вся эта паника с чуть приглушённым нашими же друзьями звуком для того, чтобы можно было услышать последние сплетни большого города, теряет актуальность. Нет больше любителей наших спектаклей, рвущих кулисы в желании помочь. Нас обвинили поэтами-одиночками, приказав собирать свои рифмы из розданных на корпоративных конкурсах предложений. Нас просили запереться в одиночестве, если вдруг нам придёт в голову с кем-нибудь поговорить по душам. И так мы одиноко сопим по ночам, ожидая, пока пласты соли скопятся над нашими головами и в один день разорвут планы на жизнь, пустив весь сор из души плыть против течения. Мир дышит в ожидании сенсации. Мы с нетерпением ждём наших имён в заголовках…

      Последний раскат грома принёс тишину и неизвестность. Я была благодарна закрыть глаза и больше ни о чём не думать.

      ×××

      Мы находились под юрисдикцией рая три дня и четыре ночи и до сих пор не поняли ни одного намека на солнце, заверенное официально во всех средствах массовой информации и подтверждённое бесчисленными отзывами верных фанатов тихих мест модного наслаждения в начале мая. Вечно ведёшься на все эти глупые радужные картинки в журналах,