Четвертая Беты. Гоар Маркосян-Каспер

маленькие комнаты, в первой несколько стульев, одинокое кресло, круглый стол, что-то вроде софы или тахты, явно жесткой, можно не проверять, на тахте теснятся пять человек, еще четверо устроились на стульях, слушают… рояль?! Вторая комната, отделенная от первой широким проемом, почти целиком занята громоздким инструментом, удивительно напоминающим рояль, разве что крышка не поднята и, кажется, вообще не поднимается.

      Пианист – высокий… по бакнианским меркам, конечно… похожий на цаплю человек с непомерно длинными руками и ногами, играл, выставив локти под непривычно острым углом. Сначала Нику больше занимала эта странная техника, но потом она втянулась, по спине пробежали мурашки. Красота музыки была сродни красоте заснеженных гималайских вершин, такая же острая и холодная. Пианист взял последний аккорд, откинулся на спинку стула – у Ники возникло ощущение, что сейчас он встанет, пронесет себя к выходу и растает в дверном проеме, казалось, и у остальных было такое же чувство, тишина стояла потусторонняя, и только когда пианист, вынув носовой платок, стал вытирать лоб, все зашевелились, заговорили, и Ника очнулась. Видимо, автором исполняемого произведения был один из присутствующих, его окружили, стали что-то наперебой говорить. И вдруг Нике стало легко и покойно, впервые за эти месяцы она перестала чувствовать себя чужой, оказывается, эти люди были такими же, как она…

      – Ника, ты хотела знать, что такое Дом. Дина тебе покажет. И расскажет.

      Ника подняла глаза на Поэта, тот улыбался, он тоже был среди своих, и это чувство роднило их.

      Дина провела ее в крошечную кухоньку, санузел – все очень скромно, если не сказать, бедно, но чисто. Эмалированная раковина, короткий кран, плита… от плиты веяло чем-то прабабушкиным…

      – У вас две комнаты?

      – У всех по две комнаты. Это такой Дом. А рядом Дом с однокомнатными квартирами. В каждом по нескольку тысяч квартир. А самих Домов пока два… – она помолчала и неожиданно добавила: – К счастью.

      – Почему? – не поняла Ника.

      Хозяйка заколебалась.

      – Дома это часть Великого Плана, – сказала она наконец.

      – А что такое Великий План? – спросила Ника.

      Хозяйка не удивилась, наверно, Поэт предупредил ее.

      – Идем в комнату.

      Она провела Нику в комнатку, где стоял «рояль». Часть стены была задрапирована простенькой занавеской. Прикрыв дверь, Дина отдернула ее. Ника ахнула. Стена была увешана не то репродукциями с рисунков, не то самими рисунками, в тусклом свете не разберешь. И на всех – дворцы… а может, храмы?.. площади, парки, павильоны, фонтаны…

      – Я архитектор, – сказала Дина с тоской. – Я архитектор, а мой муж художник, это его работы. Если о них узнают, нам несдобровать. Взгляни…

      Ника сразу узнала дворец. Он был центром архитектурного ансамбля, в обе стороны от него расходились, обнимая удлиненную сторону овала, здания поменьше, но варьирующие те же мотивы, а в концах, где овал заострялся, стояли высокие узкие сооружения, хрупкие на вид. Вглядевшись, Ника увидела, что обе башни увешаны гроздьями совершенно прозрачных колоколов, она догадалась, что это колокола, хотя они были