Четвертая Беты. Гоар Маркосян-Каспер

деревом с выгнутыми почти идеальным полукругом ветвями, концы полукругов смотрели вниз, под многими деревьями стояли высокие цилиндрические бочки, в которые из веток с косо срезанными кончиками тек тоненькими струйками чуть желтоватый сок, попробовать его на вкус Дан и Ника не отважились, в конце концов, это могло быть какое-нибудь резиновое дерево. На вторую ночь они никуда стучаться не стали, шли допоздна и добрались до столицы где-то около полуночи. Город начался как-то сразу, из темноты и пустоты они вдруг вышли на узкую улочку, ту самую, что приснилась Дану давеча. После двух-трехчасовых блужданий по почти неосвещенным улицам, они наткнулись на незапертую дверь, уже по запаху поняв, что здание нежилое, поднялись ощупью на второй этаж и завалились спать в первой же комнате, где оказалась кровать. И спали, кажется, чуть ли не до полудня, до тех пор, пока их не разбудили…

      Хозяйка поздоровалась, пряча глаза, и прошла в глубину комнаты к дощатому столику.

      – Вы, наверно, голодны? – она выложила из видавшей виды пластиковой сумки несколько небольших пакетов, развернула, в них оказалась обычная еда, которую Дану и Нике довелось уже попробовать в придорожных забегаловках, истратив старухины монеты до последней. Маленькие продолговатые лепешки, нечто вроде овощных котлет, несколько розоватых плодов, ароматом напоминавших яблоки, но приторно-сладких. Это была дешевая еда, и вкус у нее был такой, каким должен быть вкус дешевой еды. Оттуда же появилась и бутылка таны – чуть солоноватого мутного напитка. Покончив с пакетами, хозяйка покопалась в сумке и извлекла из нее многократно сложенный листок бумаги… не терпевший излишних сложностей Дан окрестил бумагой материал местных книг и тетрадей, больше похожий на ткань.

      – Это вам от Поэта, – она протянула записку Нике.

      – «Буду вечером, никуда не выходите», – прочитала вслух Ника. – Вы с ним виделись?

      – Нет, он передал мне записку через Дора.

      – А как его, собственно, зовут? – поинтересовался Дан небрежно.

      – Поэт, – удивилась хозяйка.

      – Но это не имя, а профессия или занятие, должно же у него быть какое-нибудь имя.

      – Не знаю. У него нет другого имени. Все зовут его Поэтом, – в ее глазах мелькнуло нечто, очень похожее на нежность.

      Показав гостям на стол, она выскользнула из комнаты. Через минуту неслышно вошла ее дочь, принесла две щербатые тарелки, стаканы и местные однозубые вилки, похожие на малюсенькие стрелы, вставленные в круглые толстые трубочки.

      – А вы? – спросила Ника.

      Девочка смутилась.

      – Спасибо, я не хочу, я уже ела сегодня, а мама устала очень, она прилегла.

      – У вас есть еще комната?

      – Есть. У нас в квартире только мы с мамой живем, остальных переселили в Дома.

      – Какие дома?

      – Дома! – она удивленно вытаращила глаза, и Дан счел за благо не задавать дальнейших вопросов.

      Поэт