и многочасовое стояние на коленях могли тронуть его отвердевшее сердце. Более того, его гордость простиралась настолько далеко, что он даже не делал попыток похитить, как выражаются писатели высокого стиля, девичью честь предполагаемой невесты, дабы поставить самодовольного папашу в положение купца, вынужденного сбывать попорченный товар. Впрочем, Елена подозревала, что дело было не только в гордости, поведение Абулика во многом обуславливалось все той же ревностью, ведь женщина может по дороге к алтарю украсить мужчину сколь угодно тяжелыми рогами, уличить ее труд нелегкий, измена почти недоказуема, а девственница вынуждена нести крест верности. Да, если угодно, Абулик был вполне способен хранить девственность своей жены даже в браке, дабы держать ее в постоянном страхе перед чересчур острыми взглядами со стороны, угрожающими целостности ее неоспоримого алиби. Так что океанического размаха страсти бушевали на довольно-таки куцем пространстве с четко очерченными границами, о которые, как о скалы, разбивались волны всех штормов. Создавшееся таким образом патовое положение сохранялось почти три года, но постепенно ярость ветров схлынула, и кусочек океана стал неумолимо превращаться в тихое озерцо, если не подернутый ряской пруд. В один прекрасный день (ну конечно, это случилось не за день и даже не за месяц, но с достаточно большого расстояния отрезки времени кажутся точками) Елена огляделась и вспомнила, что Афродита произошла из морской пены, а не из болотной жижи, и женщина, которая хочет привлекать взоры и сердца (а какая женщина этого не хочет?) не может вечно торчать в пещере, куда ее загнал от света божьего дракон (если не крокодил), чуть ли не мерявший портновским метром длину ее юбки и глубину декольте, а однажды давший самую настоящую пощечину за то, что она вышла из дому в сарафане на бретельках.
Разрыв (как и, по наблюдениям некого мыслителя, все долгожданное) случился неожиданно. Как-то Елена, к тому времени изрядно расхрабрившаяся, успевшая даже пару раз сходить в кино с подружками, сообщила Абулику, что намерена посетить день рождения однокурсницы.
– А кто там будет? – спросил Абулик настороженно.
– Не знаю, – ответила Елена беззаботно, – кажется, вся наша группа.
В группе, помимо десятка девиц, имелось и несколько ребят, и Абулик не поверил собственным ушам.
– Но я работаю, – сказал он настойчиво, – и не могу составить тебе компанию.
– Ничего, – уронила Елена небрежно, – я пойду одна.
– Одна?! Ах так! – Абулик смерил Елену взглядом кинорежиссера, готовящегося при монтаже выкинуть эпизод с актрисой, отказавшейся с оным режиссером переспать. – Ну что ж. Иди. Топай. Катись. Скатертью дорожка. Только больше не рассчитывай на… на…
– Не буду, – согласилась Елена хладнокровно.
Поскольку соотношение полов в группе, как и по всему мединституту, было неблагоприятным, лишь самую чуточку лучше послевоенного общегосударственного
