Берегиня сегодня 2. Марина Хробот

сияющая операционная круглая лампа с четырьмя кругами.

      – Очнулась. – Сказал невидимый женский голос.

      – Я живая, – сказала я, и полились слёзы.

      – Бормочет чего-то.

      Надо мной склонилось лицо женщины в возрасте. Над верхней губой чернел пушок усиков, глаза внимательные, но холодные.

      – Её в реанимацию, или сразу в палату?

      Справа послышался женский профессионально-равнодушный голос.

      – В реанимации холодно, топят плохо, она там окочурится, крови-то в ней совсем нету. Везите в палату.

      Простынь подо мной напряглась, и меня перенесли на твёрдое и холодное. «Каталка», – не сомневалась я.

      – Одеял сверху побольше положите, штуки три, сейчас её начнёт трясти. – Беспокоилась за меня усатая медсестра.

      Потолок операционной сменился на коридорный, и плыл надо мной. Навалилась боль. В лице, внизу живота, в пальцах левой руки.

      – Болит, – пожаловалась я.

      – Конечно, болит. – Отозвалась усатая медсестра. – С того света тебя вытащили, а этого без боли не бывает.

      – Пальцы… левая… – Я, как смогла, подняла руку.

      – Останови, – сказала медсестра кому-то мне не видимому.

      Медсестра осторожно подхватила мою руку. Кисть опухла и посинела, мизинец и безымянный пальцы неестественно загнулись в сторону.

      – У неё ещё и пальцы сломаны. Проморгали, пока операцию делали – рожу на место ставили и кровь останавливали.

      – Вызывай заново травму, пусть прямо в палате гипсуют, потом разберёмся…

      Медсестра опустила мою руку, она ударилась о край каталки и от боли я потеряла сознание.

      Очнулась в палате. В сгибах обеих рук тупо болели вены от воткнутых толстых игл, от которых отходили прозрачные тонкие шланги к стойкам капельниц. На левой капельнице висел пластиковый пакет с кровью. На правой, в круглых гнёздах, горлышком вниз, стояли две пузатые медицинские бутылки с прозрачным раствором.

      Обе руки занемели, но я боялась пошевелиться.

      Первый раз в жизни я лежала под капельницей. Иглы в венах и катетер, вставленный между ног, создавали ощущения малоприятные, но успокаивающие.

      «Стоят капельницы, значит, живая, значит, медицина пока заботится о бренном теле», – по-своему грубовато успокаивал оранжевый голос.

      На кисти левой руки белел гипс. Из кругляша от запястья ладони торчали первые фаланги пальцев с обломанными ногтями… «Некрасиво», – пожаловался Бирюзовый голосок. «Как же мне больно!» – завыл Болотный зануда.

      И ещё болело всё лицо. Нос и скулы стягивала грубая гипсовая маска. Было трудно дышать. Во рту пересохло и хотелось пить.

      Как смогла, я оглядела просторную палату на шесть коек. Кроме моей, было занято две кровати. На одной сидела молоденькая девушка, с любопытством глядевшая на меня, а на второй спала… Анна.

      Девушка, заметив мой взгляд, похлопала по соседней с ней кровати.

      – Аня. Аня! Она очнулась.

      Открыв сонные глаза, Анна сладко потянулась и улыбнулась мне. Не спеша встала