Премьера без репетиций. Василий Веденеев

что, при новой власти все за спасибо делается? Альбо как? – Осип рассерженно посмотрел на Алексея.

      Тот удивился. Обычно, когда по пути, деревенские денег не требовали. Тем более после таких приключений, в которые они вместе попали. Но спорить не стал.

      – Тебе в каких? – спросил он и достал вместе с советскими рублями польские злотые и даже несколько мятых немецких марок.

      Осип растерялся. По нынешним временам в этих новых деньгах, конечно, сподручнее. А вдруг как перевернется все и понадобятся в старых бумажках деньги? Куда он тогда эти, советские, денет?

      Наконец сошлись. Половину сговоренной цены хозяйственный Осип взял в привычной польской валюте, половину – в рублях и копейках…

      Теткин двор встретил тишиной. Покосившаяся ограда поросла лебедой и уже пожелтевшими мясистыми лопухами. В подслеповатых окошках избы теплился свет. Алексей еще раз оглянулся на свежее пепелище и толкнул скрипучую дверь.

      В избе – неверный, колеблющийся свет свечей и чей-то глуховато бубнящий в полумраке голос:

      – …во смерти нет приемствования о тебе: во гробе кто будет славить тебя? Утомлен я воздыханиями моими. Иссохло от печали око мое…

      Читали псалтырь по покойнику.

      Алексей невольно вздрогнул и осмотрелся. Чинно по стенам сидели на некрашеных лавках одетые в темное старушки. На столе закрытый, неструганый, видимо, сколоченный наспех гроб. В изголовье оплывала воском тонкая церковная свеча. Читавший псалтырь мужчина остановился и, повернувшись к вошедшему, посмотрел на него, щурясь за стеклами очков в проволочной оправе. Повисло гнетущее молчание.

      «Господи! Неужто Килина померла? – обмер Алексей. – Чего же теперь делать?!»

      Одна из женщин поднялась и подошла к нему. Вгляделась и, тонко всхлипнув, припала к его груди:

      – Алеша! Родненький! Приехал…

      Алексей смог только кивнуть, обнимая сухонькие старческие плечи тетки. Горький горячий комок встал в горле, мешая говорить. Наконец он хрипло сказал:

      – Я это… Здравствуй… Я…

      Килина отстранилась, как слепая провела руками по его лицу, плечам, груди и снова обняла:

      – Я уже всех угодников обмолила… Чтоб спасли тебя и сохранили. Услыхал господь мои молитвы – живой! Ну пойдем, пойдем…

      Они вышли на крыльцо.

      – А это… кто? – глухо спросил он, кивнув в сторону хаты.

      – Сосед мой, Аким… Да ты и не помнишь небось? Хата его рядом была…

      – Погорел?

      – Нет… – Тетка, отстранившись, утерла глаза краем платка. – Убили его давесь. А хату сожгли…

      – Кто?

      – Хто ж их знает?! Люди говорят, банда у нас тут в болотах, за лесом… Ночью було… А в утро – пожар…

      Второй раз за сегодняшний вечер он встречался с бандой. И так страшно! А тетка, мелко крестясь, говорила:

      – …По-христиански все надо-то. Собрали вот его по-соседски. Батюшки-то нету – пропал наш батюшка. Вот Паисия Петровича попросили почитать над упокойником… По-христиански надо… Пойдем, провожу,