Падение Вавилона. Инесса Рафаиловна Давыдова

по линии обороны. Когда Новаку поручили программу «Аркан», отец попросил его взять меня в группу разработчиков. Он считал это неплохим стартом в карьере.

      По виду свидетеля полковник понял, что тот был не в восторге от решения отца, и спросил:

      – А сами вы не хотели там работать?

      – Тогда я был в штате Академии наук и занимался исследованием космической плазмы и солнечно-земных связей. Ничего против «Аркана», и тем более Новака, я не имел, но ехать в Киргизию мне не улыбалось. Я был столичным парнем. Устоявшийся круг друзей и коллег. Мой отец очень авторитарен. Его решения не оспариваются, тем более мной, – он хмыкнул, – непутевым сынком. Папа считает, что если я не бегаю с автоматом наперерез во благо страны, то напрасно топчу землю.

      – Почему вам дали доступ высшего уровня? Из личного дела я понял, что вы были самым молодым конструктором.

      – Как намекнул мне Дежнев, остальные не прошли проверку.

      – А младший Северцев почему не прошел?

      – Бастард.

      Полковник встал, прошелся вдоль одностороннего зеркала и спросил:

      – С коллективом вы ладили?

      – Я был среди них чужаком. Когда заходил в лабораторию, все замолкали, будто видели прокаженного. Каждый месяц я просил маму повлиять на отца, но даже она не бралась за такое гиблое дело. В Москву мне разрешалось приезжать по праздникам, да и то, под натиском мамы.

      Вспомнив, что Новак пропал в канун Нового года, Вахрушев спросил:

      – Почему же вы оказались тридцатого декабря 1990 года в ОКБ ИКИ?

      – Потому что плохо себя чувствовал, был на грани ангины и родители решили отпраздновать у меня.

      – Вы один в семье?

      – Угу.

      Глядя на Мардаря, эдакого вечного ребенка, Вахрушев живо представил, как здоровый детина жалуется маме на недомогание, а та запрещает ему садиться в самолет и тащит мужа в аэропорт, чтобы срочно вылететь к сыночку – не оставлять же его на праздники в одиночестве.

      – Вы женаты?

      – Разведен.

      Такому ответу полковник не удивился.

      – Расскажите мне про тридцатое декабря.

      Мардарь тяжело вздохнул и опустил глаза.

      – Самый трагический день моей жизни, – признался свидетель и потер шею. – Я столько раз рассказывал о тех событиях, что до старости буду помнить происходящее по минутам.

      – Меня интересуют события с того момента, как Новак предложил вам пойти на обед.

      Мардарь кивнул.

      – В тот день все было странным. Обычно жена Новака передавала ему еду через водителя. Он закрывался в кабинете и обедал. День был предпраздничным, наверное, поэтому она не передала ему обед, знала, что мы поедем к коллегам в КБ. Но его просьба все равно меня удивила. Столы ломятся от еды, а он на обед собрался. Никогда до этого момента он меня на обед не звал. Тогда я, конечно, был польщен, но потом горько пожалел, что согласился. Мы вышли из здания, он предложил мне пойти в пельменную. Мы ее так называли, на самом деле там подавали довольно приличные манты из баранины. Мы пообедали…

      – За