Сокровище кикиморы. Людмила Горелик

а пулеметный огонь вдруг прекратился. Не сразу он поднял голову и понял, что находится на кладбище.

      «Здесь мама! – подумал он. Давней болью кольнуло в сердце. – Она на Пискаревке где-то, здесь!»

      В июле 1942 после блокадной ленинградской зимы стало легче – потеплело, трава пошла, листья зеленые, их тоже можно было есть. Но если Ленинград, почему лето?

      Мать и сестры Шурки до лета не дожили – никто из его родных не пережил страшную зиму 1942, так ему соседи рассказали. Могилы их он искал на кладбище после войны, не нашел. Да и кладбище-то другое!

      Шурка оглянулся: это вовсе не Пискаревское! Это вообще не Ленинград, а город Б.!

      Б-ское кладбище простиралось перед ним. Зеленое, плотно заросшее большими деревьями… Листья пахнут банным веником – так жарко. Это июль или самое начало августа! Он идет по тропинке, она вверх поднимается – и там, на пригорке, могилка свежая, землей забросана, и несколько цветочков – земля не высохла еще, недавно похоронили. Хорошее место, солнечное. Могилка одна, без оградки, крест стоит деревянный.

      Шура наклонился, надпись читает… Не разберет никак… Пахнет теперь почему-то кофе.

      Он открывает глаза. Это из кухни пахнет, Маша встала уже, кофе варит желудевый.

      – Шура! – Маша появляется в дверях кабинета. – Ты проснулся? Это не я тебя разбудила? Я тихо стараюсь… Во сколько ты вчера пришел? Почему штору не задернул?! Свет же мешает от фонаря!

      Глава 9

      Бескоровайный беседует

      Проснулся Володя часа в четыре. Уже темнеть начало. Это было четыре часа дня, Бескоровайный и заснул-то около одиннадцати – пока пришел с дежурства, пока поел. Мать борща налила, шмат мяса туда большой, потом пюре картофельное с котлетой, помидоры красные маринованные – свои, с огорода, из банки, что летом закатывали… Хорошо мать маринованные помидоры делает. Сто граммов сыну поставила: тяжело-то ночью не высыпаться…

      В общем, пообедав таким образом, спал Володя хорошо. Проснувшись, опять поел. А после скучно как-то стало. Что еще делать? Мать на кухне возилась – разбирала опять холодец.

      – Ты что, новый сварила? – удивился он. – Новогодний же только недавно доели…

      Мать повернула к нему голову от стола:

      – Николай хорошую голенку принес дешево… Пусть будет, ты же любишь холодец… К завтрему застынет. На, отнеси тете Томе ее кастрюлю – я у нее брала большую. Подожди, сейчас в банку холодца налью, пусть сама остужает, а то у нас негде.

      Николай, который принес голенку, жил неподалеку, работал на мясокомбинате. Он носил Бескоровайным, как и другим соседям, мясо. Получалось недорого и хорошо. В магазинах мяса никогда не было, всю продукцию с комбината отправляли в Москву. Поэтому почти все в Б. покупали мясные продукты у работников мясокомбината. «Носили» и с других предприятий – с молокозавода, с мелькомбината, – правда, в меньших размерах. Это настолько прижилось – никто и не задумывался, что это воровство, включая милиционеров… А зачем все, подчистую, в Москву отсылают? Что, бэбчанам разве мяса совсем не полагается?