«Уцелевший» и другие повести. Дмитрий Афонин

возьму на себя зеркала,

      Кто-то другой – хмель и трепетный вьюн…

      Все уже здесь: Сирин, Алконост, Гамаюн;

      Как мы условились, я буду ждать

      по ту

      Сторону стекла.

      «Сирин, Алконост, Гамаюн»

      … о странных днях, когда душа в любви,

      Как будто бы в вине.

      «Господин одинокий журавль»

      С.Я. и два следствия узкого понимания концепции сказки

      Из узкого понимания концепции сказки С.Я. выводит как минимум два интересных следствия. Оба они вытекают из желания максимально сильно повлиять на читателя своим художественным произведением.

      Во-первых, С.Я. предлагает писателю прятаться за псевдонимом, еще лучше – за целой выдуманной биографией, мистификацией, а в идеале совсем не подписывать свое произведение. С.Я. объясняет это тем, что конкретный земной человек с обычной земной фамилией и биографией, будь он хоть трижды хорошим писателем, все равно не безгрешен. Как только он становится хоть чуть-чуть знаменит, все его «косяки» (выражение С.Я.) всплывают наружу. Соответственно, мысли и призывы, исходящие от этого писателя, у которого – как опять же выразился С.Я. – «говно тоже пахнет», вызывают меньшее доверие, чем у безгрешного, идеализированного в мистифицированной биографии писателя.

      Так, например, древнерусские авторы своих произведений не подписывали, считая свой вклад в их создание ничтожным. Они были заложниками христианского религиозного мировоззрения, согласно которому всё по воле Бога. В результате, влияние произведений этих авторов на современных им читателей было чрезвычайно сильным, так как получалось, что их творения были благословлены самим Господом.

      Ну и крайней степенью такого подхода было бы вовсе не подписывать свои произведения. Пусть читатель – если творение и впрямь гениальное и судьбоносное – сам выдумывает для себя биографию его создателя(ей), ведь при таком раскладе его фантазия сработает идеальнее, как если бы эту биографию ему навязали.

      Во-вторых, было бы хорошо за всю жизнь написать только одно обобщающее произведение. С.Я. обычно иллюстрирует эту мысль так. Берет в пример своего любимого Достоевского и предлагает представить, что было бы, если бы классик за всю свою жизнь написал только «Братьев Карамазовых» и ни строчки больше. Ведь, по мнению С.Я., как ни крути, а при всей гениальности романов Достоевского они во многом повторяют друг друга. Отсюда ослабевает воздействие на читателя каждого из них в отдельности. А если представить, что Достоевский, готовясь всю жизнь, «тренируясь в стол», создал бы лишь «Братьев Карамазовых»? Да еще бы их не подписал? Да еще бы постарался удалить все данные о себе? Это была бы новая Библия, он, безымянный, стал бы новым Христом, несущим новое слово!

      …На этой мысли С.Я. обычно мелко подхихикивает и, чрезвычайно возбужденный своим остроумием, потирает вспотевшие ручки. В этот момент он сам удивительно напоминает Федора Павловича Карамазова.

      Серафим. День рождения Cаши

      Дело