Крысиная нора. Александр Скуридин

только подтверждали все то, что замышлялось за океаном. Они также успешно проводили защиту исконно наших, российских, интересов и секретов. Как это звучало на их языке… «ставили астральный блок»!..

      Но и опасения президента начальнику Генерального штаба были понятны. Любой власти есть что скрывать от собственного народа. Любая власть, увы, не безгрешна. И поэтому надо все делать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

      Герасиков поднялся из-за стола, давая понять Сергею Петровичу, что его визит сюда, в этот кабинет, окончен. А приказ извольте выполнять беспрекословно и с необходимым служебным рвением…

      2

      Прямо из Генерального штаба Ларин поехал в «хозяйство» Бурлака.

      Леонид Михайлович встретил его прямо на КПП.

      После короткого взаимного приветствия начальник Управления аналитики предложил:

      – Давай, Леня, посидим на свежем воздухе.

      Они сели на скамейку.

      На территории бывших радиоклассов царили тишь и благодать.

      Вдалеке, у западного крыла здания, прапорщик занимался строевой подготовкой с новобранцами, будущими бойцами взвода караульной службы.

      – Солнышко начинает припекать, весна… – сказал генерал-лейтенант.

      Он достал из кармана кителя платок и промокнул им вспотевший лоб. Затем Ларин продолжил:

      – Помнишь, как в наше славное время говорили: «Погода шепчет: займи, но выпей»?

      – Что-то произошло, Сережа?.. – осторожно прозондировал почву генерал-майор.

      – Особо, можно сказать, не произошло ничего. Слышишь, птички поют?

      – Случилось, думаю, нечто не очень-то приятное, если ты, Сергей Петрович, о птичках заговорил, – твердо произнес Бурлак, хорошо зная все отвлекающие словесные «примочки» своего давнего друга.

      Глава 6

      1

      Утром я просыпаюсь и… не узнаю самого себя. Что со мной случилось?..

      Вместо спецназовца ГРУ из зеркала для бритья на меня смотрит некая совсем непонятная личность. Главное украшение этой личности – глаза. Они сияют. Более того, мне кажется, что мои гляделки испускают особые лучи.

      Я кое-как добриваюсь, ополаскиваюсь и продолжаю изучать самого себя, любимого. В это непонятное утро я люблю весь мир! И это не фигура речи. Мое состояние настолько необычно, что я запросто… я вижу те миры, что обычно не видны физическим зрением. И они, эти миры, говорят со мной на сладостном языке сердца. Оно трепещет, вибрирует. Я вижу внутренним взором разлитый повсюду свет.

      Все – стол, стул, стены квартиры – кажется мне ожившим, обладающим не только аурой, но и сознанием.

      «Что вверху, то и внизу…» – бормочу я, вспоминая основной вывод Гермеса Трисмегиста из его замечательного труда – «Алмазной скрижали». Теперь мне понятны мысли Платона. Идея стула просто-напросто воплощена здесь, в физическом слое. Вот он, стул, практическое воспроизведение идеи, запечатленной на небесах!

      – С кем ты разговариваешь? – спрашивает Света, выходя из ванной