Шухлик, или Путешествие к пупку Земли. Мирзакарим Норбеков

концов, дождь может смениться снегом, с полюсов навстречу друг другу двинутся льды, и всё вокруг замёрзнет, умрёт.

      Медлить ни в коем случае нельзя. Но в какую сторону сделать первый шаг?

      Может, куда глаза глядят? Да это хорошо во время бесцельного странствия. А когда нужно отыскать один-единственный пупок Земли, соединяющий её с небом, ноги столбенеют, будто в оковах, – такая немыслимо-страшная ответственность.

      И джинн Малай бессилен, хоть и только что из отпуска.

      Не ожидал он такой подлости от брата-шайтана. Сидит, пригорюнившись, у пруда, как красная девица с пиратской повязкой на глазу. Час от часу усыхает. И никакого от него толку, никакого совета.

      Лисонька Корси погадала на «петушка или курочку». Дядюшка Амаки – на бобах, разделив сорок один на три части. Кроты рассказали вещий сон, приснившийся всем им под утро. Сорока Загизгон колдовала с решетом, приговаривая: «Чудеса в решете! Дыр много, а выскочить некуда!»

      В общем, так оно и получалось. Каждый указал свою дырку, своё направление к пупку Земли.

      Сколько гаданий, столько и путей – на север, на юг, на восток и на запад.

      Хотя надо признать, что любые пути куда лучше, чем тупики.

      Не счастье ли это, когда есть выбор, когда столько путей вокруг!

      Чу

      Шухлик так разволновался, что скакал по саду без остановки целый день и целую ночь, не обращая внимания на дождь и грязь под копытами.

      В голове было пусто. То есть мысли клубились, как туман, в котором ничего путного не разглядишь, никакой дороги.

      Зато к утру в душе рыжего ослика проклюнулись ростки множества внутренних чувств. Точь-в-точь как всходы на огородных грядках.

      Днём он присел рядом с джинном Малаем у пруда – отдохнуть и разобраться в чувствах, которые восходили в его душе без счёта, одно за другим. Шухлик насчитал около дюжины и сбился.

      Как говорится, он пребывал в чаще чувств. Можно сказать, в джунглях. И непонятно было, которому из них довериться.

      Быстрее других выросло, как громадный подсолнух, изумление.

      – Ну, попёрли! – вздыхал Шухлик, покачивая головой.

      Вдруг он приметил одно из чувств, казавшееся вообще посторонним, каким-то приблудным.

      В его неясном лепете сложно было разобрать какое-нибудь отчётливое указание – мол, поступай, братец, так, а не этак.

      Оно было слабым и нежным, как первый весенний цветок, первоцвет – вот-вот завянет.

      Шухлик прислушивался к нему, ещё не разумея, о чём оно говорит.

      И вдруг вспомнил, что когда был маленьким, прекрасно знал это чувство. Более того, доверял его подсказкам, охотно подчинялся.

      С помощью этого чувства Шухлик с закрытыми глазами мог отделить белую фасоль от чёрной. Или, стоя на дворе хозяина Дурды, запросто предугадывал, кто в следующую минуту пройдёт по улице, а кто свернёт в их калитку.

      Тогда это чувство не было таким уж слабым и вещало в полный голос. Оно позволяло слышать на расстоянии мамины мысли. Подсказывало во время игр, где спрятались козёл Така и кошка Мушука. Помогало избегать встреч