Ода утреннему одиночеству. Калле Каспер

при чьем посредстве народ над собой властвует, царя или генсека. И если правитель устраивал народу тяжкую жизнь, это тоже выражало желание собственно народа. Не зная, как обуздать свои инстинкты, народ делает это суровой рукой полиции. Народ не читает Платона, но он интуитивно ощущает, что насилие и цензура вещи нужные. Если бы советская косметическая промышленность получала такой госзаказ, как оборонная, наши женщины не выглядели б так, как они выглядели. И повторяю: мы, будущие киносценаристы, тоже кротко сидели на лекциях, слушали, что нам втолковывают про служение народу и чувствовали если не жгучий стыд, то по крайней мере легкую неловкость перед уборщицами, которые шлепали нас в метро тряпкой по штанам, поскольку они, так сказать, вкалывали во имя того, чтобы мы могли смотреть кино. Когда в столовой нам швыряли грязную тарелку с несъедобными котлетами, мы отнюдь не выражали свое недовольство, а вежливо говорили спасибо и даже улыбались – за что? Наверно, в благодарность за то, что нас там же не ставили к стенке.

      Плебс умел ценить наше хорошее воспитание, и пока мы смотрели на него снизу вверх, относился к нам патронирующе, с дружеским или нейтральным превосходством, лишь изредка проявляя свою природную грубость. Власть ведь принадлежала ему, трудовому народу, а власть может себе позволить великодушие. Конечно, нам нельзя было ничего требовать, это означало бы немедленный скандал. Да мы и не требовали, а стояли терпеливо в одной очереди, в другой, в третьей и делали все, чтобы не испортить настроение кассирше Аэрофлота, таксисту или официантке.

      Но профессия окулиста, как уже говорилось, к почетным не принадлежала, и супруги Архангельские вынуждены были жить на стипендию мужа. Поэтому цвет лица Юрия был серым, как осеннее небо над Москвой, ибо ночью, когда мы, счастливцы, спали, он сидел за пишущей машинкой и печатал очередной сценарий в надежде его продать. В отличие от Аполлона Карликова, Юрий при этом никогда не говорил о бессмертии, его интересовало лишь, откуда добыть деньги, чтобы купить для Мэри сапоги на зиму.

3

      Как-то вечером ко мне в комнату зашел узбек Юсуп с режиссерского отделения и стеснительно спросил, не хочу ли я написать сценарий для его курсовой работы. Ах этот неподражаемый миг, когда к тебе впервые приходят с таким предложением: чувствуешь себя важным, умным и нужным. Конечно, я согласился. Когда сценарий был готов, Юсуп его прочел, сказал, что очень доволен, и только попросил меня внести кое-какие небольшие поправки. Характер изменений мне, правда, не особенно нравился, но искушение увидеть свое имя в титрах было так велико, что я противиться не стал. Результатом Юсуп был уже более чем доволен, и мне пришлось сделать лишь два-три последних малюсеньких уточнения. Когда я примерно через месяц спросил его, начались ли уже съемки, он ответил, что еще нет, но скоро, надо только утвердить сценарий на худсовете. Далее я заметил, что он стал меня избегать. Когда я однажды поймал его в фойе Академии, Юсуп