Игра Лазаря. Максим Марух

его голову иссяк, он помолчал, а потом сказал нечто такое, что Лазарь запомнил почти дословно:

      – Людям нравится общаться с тобой, – сказал он, и Лазарь заметил, как сильно дрожит его голос. – Им легко в твоей компании, даже когда ты ведёшь себя, как плюющийся верблюд. Но тебе плевать и на это. Твой плевок только в тебя попасть и не может. Ты мог бы иметь миллион друзей, но вместо единицы с шестью нулями у тебя осталась единица. И эта единица – я.

      В тот день Сенс прогулял все уроки. Лазарь же, напротив, не пропустил ни одного. Сидя на галёрке, в полном одиночестве, он снова и снова повторял в уме отповедь Сенса, словно вызубрить её наизусть было домашним заданием, которое он не успел подготовить в срок.

      Они не общались две недели – самые ужасные две недели в жизни Лазаря. В конце концов он заговорил с Сенсом первым. И первым извинился – не как всегда.

      С тех пор плеваться Лазарь так и не перестал, но всегда соизмерял количество слюны, когда дело касалось его лучшего друга. Всего, что осталось от единицы с шестью нулями.

      – Если знаешь что-то про Матвея, говори прямо, – потребовал Сенс. – Осточертели твои метафоры.

      – Ничего такого, что заставило бы всех покраснеть, – ответил Лазарь. – Видел только, как он бежит к твоей тачке, да так быстро, будто за ним гонится его же совесть. Странновато получается, а? Нас ни во что не посвящает, Дару в помощь не берёт. И даже верный «Кореец», вместо того чтобы мчаться на подмогу, сидит почему-то здесь.

      – Верный «Кореец» знает, куда и зачем отправился его крейсер. И это никак не связано с Игрой, – безмятежно отозвалась Айма.

      – Хочешь сказать, Матвей слил Игру? – прищурился Сенсор.

      Лазарь пожал плечами:

      – Либо уже, либо вот-вот. В любом случае, нырять в дерьмо приятней без свидетелей.

      Марс угодливо и фальшиво расхохотался – этот мальчишка знает, чего хочет от жизни.

      – Очень уместная метафора, – поморщилась Дарения. – Прям застольная.

      Неуместная, но к месту. Что бы там ни говорила Айма, а Матвей облажался – сомнений в этом у Лазаря почти не осталось. Как и с щеками Сенса, муки совести на мордочке обезьянки по кличке Матвей сегодня читались на раз. Работа в инсонах сродни работе кардиохирурга – в случае неудачи объект ошибки теряет несравненно больше того, кто эту ошибку совершил. В мире торжества логики и справедливости такой уклад – преступный абсурд. В мире реальном – большое везение.

      Лазарь снова взялся за самолётик, но взлететь бедняге сегодня было не суждено – Айма расплющила бумажную поделку тарелкой с супом:

      – Кушайте, не обляпайтесь.

      – Будем считать, что пилотом был камикадзе… – молитвенно сложив ладони вместе, Лазарь согнулся перед японкой в патетичном поклоне: – Domo Arigato, onna-bugeisha!

      Когда никто на них не смотрел, Лазарь шепнул Марсу на ухо:

      – На японском: «большое спасибо, девочка-гейша».

      Ничего не поняв, мальчишка захихикал в кулак.

      4

      Трапеза