Игра Лазаря. Максим Марух

деловито, как и подобает старшей. Ей двадцать два, но из-за миниатюрной фигурки, присущей всем азиаткам, выглядит она моложе. Если не заглядывать в лицо. Не по росту серьёзное, скупое на улыбки, чуть нагловатое. Лицо и тело уравновешивают друг друга и выдают реальный возраст.

      – Да ещё калека, – поддержала подругу Дарения. – С протезом ниже колена.

      Прикрыв рот ладонью, Лазарь изобразил пароксизм тошноты. Получилось весьма правдоподобно – что-что, а кривляться у него талант.

      Марсен – конопатый мальчишка, до сих пор хранивший молчание, вскинул белёсую голову и громко доложил:

      – Не слушай их, Лазарь! Сенс сказал, она клёвая!

      – А ты чего лезешь, мелкий подхалим? – вспыхнула Айма.

      – Сама дура! Ой!

      Марс получил от японки подзатыльник, но в долгу не остался и тут же запустил пальцы в блестящие волосы девушки. На выручку Айме пришла Дарения и принялась шлёпать Марса ладошками по спине. Била она скорее для вида, чем для дела – неуверенно и не больно.

      Лазарь встал с кресла, перешагнул через ноги дерущихся и открыл окно. В узкий прямоугольник форточки ворвался, точно под напором кузнечных мехов, студёный зимний воздух.

      – Надо бы прикрутить котёл. Радиаторы на всю катушку жарят.

      Сенсор с трудом угомонил Марсена и Айму и втиснулся между ними во избежание рецидива.

      – Прикрутим. Ладно, Коломбо, колись давай. Когда и откуда узнал?

      Адреналин вмешался в кровь, словно кто-то закачал его через шприц. Стало быть, победа. И новая Игра.

      Лазарь уселся на подоконник, привалился спиной к холодному стеклу.

      – Когда увидел твою тачку у ворот. До обеда ещё час, значит, ты приехал не обедать. Да и спальня твоя на один этаж выше кухни. Шторы задёрнуты, но спать тоже вроде бы рано. Диапроектора у нас нет, значит, вы тут не диафильмы смотрите. Зато вместо диапроектора у вас Дарения – показывает мультики про несчастную одноногую Хиросиму.

      Японка цокнула языком:

      – Хиросима – это город.

      – А что «она» как узнал? – допытывался Сенс.

      – По выражению лиц Инь и Ян. Так сопереживать могут только женщины и только представительницам своего пола.

      – Чтоб ты знал – Ян, вообще-то, мужской архетип, – сардонически заметила Дара.

      Лазарь наморщил лоб:

      – Ну, должен же кто-то в вашей парочке выступать за мальчика.

      Марсен и Сенсор прыснули со смеху, и даже девушки не смогли скрыть улыбки, коротко переглянувшись между собой.

      – По оперативности, с которой нарисовался Сенсор, можно предположить, что девушка эта юная и привлекательная. А по роже Малого становится ясно, что там круче, чем в Диснейленде.

      Лазарь давно уяснил себе, что для анализа людей, с которыми знаком достаточно долго, дедукция бесполезна, как бесполезна она дрессировщику обезьянки в том, чтобы понимать, что у неё на уме. На смену логике приходит простая наблюдательность, и когда обезьянка почешет однажды нос, и все вокруг решат, что у неё чешется нос, только дрессировщик будет знать, что чешется на самом деле не нос,