Зеркало воды. Сергей Игнатьев

метаморфозу.

      Это продолжалось лишь несколько коротких мгновений. Обычные ребята вроде как не должны были обращать внимание на такое. По большому счету, они не должны были Видеть вообще ничего. Тем более – в такие моменты. Одновременный оргазм это такая штука – такая… короче, напрочь сносит башню!

      Поэтому она и расплакалась. Поняла, что я проник в ее тайну. И, должно быть, решила, что это вызовет во мне какие-то необратимые психологические процессы. Ну, вроде того, что пережив такой своеобразный опыт, я немедленно сбегу от нее с дурными криками, через балкон и забыв надеть штаны. Или начну пускать слюни и по-доброму смотреть в воображаемую точку в районе переносицы. Или свалю от нее в дивную страну Запой. Или попытаюсь продать ее в цирк уродов, сдам властям, или, к примеру, попрошу ее попозировать для домашнего видео, чтобы зафиксировать такой пикантный сопровождающий фактор (хотя все эти наши штуки на пленке обычно оказываются не в фокусе, и быстро прославится на «ютубе» никому из нас, похоже, не светит). Словом, она была растеряна и напугана.

      В этом было что-то лестное для меня. Если такого с ней не происходило раньше – значит, я первый из ее кавалеров, кто смог довести ее до такого сногсшибательного финиша. Сногсшибательного и крылораскрывательного, мать его.

      С тех пор я каждый раз делал вид, что ничего не замечаю.

      Мне хотелось казаться нормальным парнем.

      Она не стала вдаваться в детали. Ее устраивало, что я не задаю вопросов. Наверное, сразу поверила мне.

      Мы называли таких, как она, «белянками». В этом прозвище были не только очевидные энтомологические отсылки (достаточно вспомнить хотя бы наше самоназвание), но и чувствовалось еще какое-то пренебрежение, замешанная на зависти насмешка. Почему вы не такие, как мы?

      Она училась на журфаке и пробовала подрабатывать моделью. Белянкам необходимо внимание извне, они питаются сиянием софитов и фотовспышками, они – экстраверты и эгоисты.

      Мы – интроверты и эмпаты. Мы сотканы из ночной тьмы, наш цвет – черный, наш проводник – полная луна.

      Сейчас мы лежим обнявшись, обессиленные и почти счастливые, мы засыпаем вместе, сплетя голые ноги и тесно прижавшись друг к другу.

      Мне снится, что я выступаю у классной доски, под ядовитым светом ламп. И говорю переполненной аудитории:

      – Привет, я Сергей, и я ворую у людей ихние сны.

      Где-то на «галерке» ржут Винни с Даноном, крутят пальцем у виска.

      На первом ряду Надя прячет лицо в ладони от жгучего стыда за меня.

      Председатель просит: говорите, пожалуйста, громче.

      Я повторяю приветственную фразу, а рот сам собой опять говорит «ихние». И ничего с этим не поделать.

      Все надо мной смеются.

      Мне хочется стать невидимкой. Хочется провалиться сквозь рыжий линолеум, исчирканный перекрестными черными полосами, что оставили поколения школьников, носившихся здесь, с заносом тормозя каблуками на поворотах.

* * *

      – Да ты настоящий говнюк, – хохочет Винни. – До сих пор не сказал ей, а?

      Я