Дмитрий Донской. Наталья Павлищева

идущих охватывала тревога. Эта тревога была разлита в воздухе.

      Вдруг Семка принюхался:

      – Не то дымом пахнет? Костер где палят, что ли?

      Принюхались и остальные. Вафсоний хмуро покачал головой:

      – Ой не костер это, чует мое сердце… А ежели и костер, так такой большущий, что всем страшно будет!

      Путники прибавили шаг, едва не бегом выскочили на высокий пригорок на берегу и в ужасе замерли! На другом берегу выше по течению единым костром пылал московский Кром! Такого не только мальчишки, но и отец Сергий не видывал. На что большие пожары были, но чтоб дубовые стены Кремника горели, да еще и столь жарко!..

      Пылало все: деревянные церкви и колокольни, терема, дома, амбары, скотные дворы, пристани у реки… Горячий ветер помогал расползаться пожару, хотя расползаться уже было некуда. Люди с воплями бежали, бросая все свое добро, даже запертую в хлевах скотину, только бы успеть убежать из огня самим и вынести детей да стариков.

      Сергий неподвижным столбом замер на круче, взирая на огонь, охвативший Москву. Помочь они ничем не могли, не только тем, кто еще был в пожаре, но и тем, кто добрался до воды. На их глазах город превращался в груду черных горелых бревен, а ветер все разносил по округе горячий пепел и обрывки того, что раньше было человеческим творением. Пламя бушевало так, что человеческих голосов и не слышно.

      Для взрослых это ужас от одного сознания, что вмиг рушится все, что люди делали годами, что остаются новые тысячи обездоленных без крова над головой, без пищи, без скотины, без скарба, а еще хуже – гибнут в огне и люди, которые не смогли, не успели или побоялись покинуть свои дома! Для мальчишек бушующее пламя – это интерес, постояли молча, восхищенными глазами глядя на огненный разгул, а потом не выдержали, принялись обмениваться возгласами: