Дмитрий Донской. Наталья Павлищева

подняла голову от рукоделия:

      – Что там?

      – Не знаю, кто-то приехал.

      Мать подошла к окошку, тоже глянула.

      – А, это Дмитрий Михайлович Боброк. Зять.

      – Чей зять? – полюбопытствовал княжич. Любой новый человек – всегда интересно, и можно увильнуть от занятий.

      – Наш с тобой. Не помнишь, что ли? Дмитрий Михайлович сосватал твою сестру Анну и увез в свою Волынь.

      – Не помню, – помотал головой Дмитрий и тут же помчался на крыльцо разглядывать князя Волынского. Володя поспешил за ним.

      Немного погодя Дмитрий внушал брату:

      – Во! А говорили, что князь не может быть толстым! Смотри какой…

      Дмитрий Михайлович и впрямь был основательным, не зря прозвали Боброком. Когда сидел, так и вовсе похож на большого бобра, русский богатырь, коренастый, надежный… Два дня, пока он пробыл в Москве, мальчишки мотались следом как привязанные и глядели снизу вверх.

      Знать бы им, что в сентябре 1380 года именно Дмитрий Михайлович Боброк будет сильной рукой удерживать лошадь Владимира Андреевича, не позволяя Засадному полку раньше времени выехать на поле Куликово, одновременно пытаясь разглядеть в огромном скопище бьющихся людей Дмитрия Ивановича, одетого в латы простого ратника!

      Вельяминовы вокруг молодого князя вились роем, правда, с толком, что не умел – тому учили, о чем не знал – сказывали. К кому же обращаться с вопросами, как не к ним?

      – Почему дед прозван Калитой? Вообще-то, за кошель, что у пояса для мелочи разной висит. Только у Ивана Даниловича там частенько золотишко звякало. Любил он золотишко-то. Все, что в казну шло, любил. Всем умел угодить – и ордынцам, и боярам, а все больше себе самому. Руки загребущие…

      Василий Васильевич сам смутился своих слов, но помотал головой:

      – То не я говорю, то на Москве слух такой идет.

      Княгиня Александра оторвала взгляд от шитья, усмехнулась:

      – Да чего уж там! Правду молвят, если все одно говорят, значит, не врут. Иван Данилович своим скопидомством славился, прижимистостью, а с другой стороны щедростью к ордынским ханам. Столько, слыхивала, к ним возил, что самим вовек не прожить…

      Василий Васильевич Вельяминов почему-то взвился, точно это его скопидомом назвали, а не давно покойного князя:

      – Для себя, что ль, возил-то?! Для Москвы, для Руси возил. Зато как с Узбеком задружил, так и не бывало на Москве татар набегами. И прижимист был со смыслом. Денежку к денежке собирал, чтоб сыновьям, а потом и внукам оставить. – Довольный собой, Василий Васильевич заключил: – Верно поступал Иван Данилович, никому от того худо не было, всем одна польза.

      Княгиня даже смутилась такому отпору:

      – Да я разве что говорю? Объяснила только, за что прозвище дано. Вон князя Ивана Красным звали да Милостивым, потому как красив был и добр ко всем.

      Василий Васильевич постарался спрятать гримасу, не выдержал, поморщился. Вот то-то и оно, что вся память осталась о красоте да кротости. Другое дело его старший брат Симеон Иванович! Того и Гордым прозвали, потому