В списках не значился. Борис Васильев

закричал Плужников.

      Он кричал для себя, потому что команда была ему необходима. Но, скомандовав, он так и не смог выстрелить: в сержантской винтовке патронов не оказалось, и Плужников только без толку щелкал курком, лихорадочно передергивая затвор.

      – Вели диски набить, лейтенант! – закричал второй номер – рослый брюнет со значком ворошиловского стрелка на гимнастерке. – Диски кончаются!

      Плужников побежал к дому мимо редкой цепочки бойцов. Старшего лейтенанта нигде не было видно, и он, волоча винтовку, долго суетился возле горящего здания.

      – Патроны! Где патроны?

      – В подвале спроси, – сказал полуголый сержант с забинтованной головой. – Хлопцы оттуда цинки таскали.

      Тяжелый смрадный дым медленно сползал в подвалы. Кашляя и вытирая слезы, Плужников ощупью спустился по крутым стертым ступеням, с трудом разглядел в полумраке раненых и спросил:

      – Патроны где?

      – Кончились, – сказал вдруг женский голос из темноты. – Что наверху слышно?

      Плужникову очень хотелось увидеть, кому принадлежит этот голос, но, как он ни вглядывался, ничего разобрать не смог.

      – К нам из казарм прорываются, – сказал он. – Из восемьдесят четвертого, что ли. Старшего лейтенанта не видали?

      – Пройдите сюда. Осторожнее: люди на полу.

      У стены лежал старший лейтенант в испачканной гимнастерке, разорванной до пояса. Кое-как перебинтованная грудь его чуть вздымалась, и при каждом вздохе выступала розовая пена на белых, стянутых в нитку губах. Плужников опустился подле него на колени, позвал:

      – Товарищ старший лейтенант. Товарищ…

      – Уже не дозоветесь, – сказал все тот же голос. – Наши-то скоро из города подойдут, ничего не слышно?

      – Подойдут, – сказал Плужников, вставая. – Должны подойти. – Он еще раз оглянулся, смутно различил темную фигуру и тихо добавил: – Пожар наверху. Уходите отсюда.

      – Куда? Здесь – раненые.

      – Опасно оставаться.

      Женщина промолчала. Подавленный не столько отсутствием патронов, сколько смертью командира, Плужников выбрался из задымленного подвала. В подъезде уже невозможно было стоять: над головой занимались перекрытия. У входа на ступеньках по-прежнему сидел сержант, неторопливо, по-домашнему сворачивая цигарку.

      – Надо бы из подвала раненых вынести, – сказал Плужников. – Огонь вход отрежет. И женщина там.

      – Надо, – спокойно согласился сержант. – А куда? Кругом горит.

      – Ну, не знаю. Куда-нибудь…

      – Не вертись, – вдруг перебил сержант. – Старшего лейтенанта аккурат тут стукнуло, где ты стоишь.

      Плужников поспешно вышел. Во дворе приутихла стрельба, слышались неразборчивые голоса. Плужников вспомнил о патронах, хотел было опять вернуться к сержанту, расспросить, но раздумал и, волоча пустую винтовку, побежал к людям.

      Они толпились за углом вокруг черноволосого замполитрука. Черноволосый говорил решительно и зло,